— Проскуряков? Слушаю — Горничев…
Майор Иван Проскуряков — старший штурман полка. Расторопный офицер, из тех, о ком говорят — огонь. Прикажи — расшибется, но любое задание быстрее всех выполнит. И в небе такой. Его недавно орденом Красной Звезды наградили и в должности повысили. Сейчас он в одном из рыбацких поселков. Докладывает: капку нашли. Прислушиваясь, Костюченко подается вперед,
— Ткань без проколов? Что? Застежки не порваны? Говорите, была надута, но воздух стравлен? Странно…
Костюченко изучающе смотрит на командира. Лицо не скажешь — свежее, но чисто выбритое, спокойное, лишь чуть насуплены брови и возле глаз резче обозначились морщинки, белки глаз покраснели. Полковник умеет держать себя в руках, но все равно видно, что волнуется, переживает. Понятное дело: такая забота и ответственность нежданно-негаданно легли на его плечи…
Взгляд капитана останавливается на орденских планках командира. Орден Ленина, орден боевого Красного Знамени, Красной Звезды, медали…
— Вы слышали, Николай Васильевич? Экипаж капитана Бежанидзе нашел спасательный жилет.
— Так точно, товарищ полковник, слышал, — отозвался Костюченко. Он не знал, кто такой капитан Бежанидзе, но догадался, что это командир экипажа одного из вертолетов, прибывших ночью на аэродром. И снова в душе Николая шевельнулась обида: вот какой-то совсем незнакомый человек ищет Куницына, а он, его друг, остается как бы в стороне.
— Выходит, ваш товарищ приводнился, а жилет снял, судя по всему, когда в лодку сел, — продолжал Горничев. — Жив, значит. Сейчас где-нибудь у рыбаков чаи гоняет.
— Это в его характере, — произнес молчавший до сего времени майор Железников. — Будет преспокойно сидеть в тепле и не догадается побыстрее сообщить о себе на аэродром.
Костюченко искоса взглянул на майора. Ну до чего же ворчливый мужик! Даже не подумает, что Иван сейчас, может быть, еле живой и ему не до того, чтобы сразу к телефону кинуться.
— Я о другом, — нахмурился Горничев. Строго глядя на Железникова, машинально повертел в пальцах карандаш, потом недовольно отложил его и спросил: — Вы уверены, что у него было все на случай приводнения?
— Так точно, товарищ полковник. — Железников поднялся со стула и, чувствуя, что в его слишком поспешном ответе не было должной уверенности, торопливо добавил: — Я говорил с Решетниковым…
«С Решетниковым он говорил, — опять с раздражением взглянул на Железникова Костюченко. — Надо было раньше с ним говорить. А теперь все, что так и что не так, может знать только Куницын».
— Сидите, — кивнул Горничев и аккуратно поправил сдвинутую к краю стола карту. — Мы иногда об этом забываем… Вот и занятий по изучению акватории не проводили…
— Кто же мог подумать?! Вчера я книжонку одну просмотрел — любопытно. Но зачем мне, летчику, знать, что в этом море сильные приливно-отливные течения? Из-за них даже кораблекрушения бывали.
— Вот как?.. М-да… — И тут же, как бы спохватись, Горничев включил селектор: — Начальника штаба и командиров эскадрилий прошу ко мне.
«Забыл он обо мне, что ли?» — смущенно подумал Костюченко и, чтобы напомнить о себе, гмыкнул, будто откашливаясь. Горничев посмотрел на него, хотел вроде бы сказать что-то, но не сказал. По лицу можно было догадаться: разговор исчерпан.
— Разрешите выйти, товарищ полковник?
— Да. Только из штаба не уходите, вы мне понадобитесь.
— Есть…
Капитан направился в методический класс. Там, склонясь над столами, заполняли полетную документацию начальник штаба эскадрильи Евгений Кривцов, командиры звеньев Федор Федоров (в шутку его иногда называли Федей в квадрате), Геннадий Чернов и Владимир Чеменев. Все, как по команде, подняли головы:
— У «мужика» был? Ну что?
В разговорах меж собой летчики называли Горничева тем же словом, с каким он часто обращался к ним, но эта заочная фамильярность выражала отнюдь не иронию, а симпатию, потому что они любили командира полка. Однако Костюченко был расстроен тем, что не добился своего, и принялся, размахивая руками, изливать наболевшее.
— Слушай, Коля, переключись-ка лучше на прием, — перебил его Кривцов. — Новости есть?
— Жилет нашли, — все еще не остыв, буркнул Костюченко.
— Слышали.
— «Слышали, слышали»! — рассердился Николай. — А зачем он его снял?
— В лодку перебрался, ну и выбросил за ненадобностью.
— Скажете тоже! Лодка… Жалкий поплавок. Тазик для бритья. Нет, тут что-то не так…
Летчики замолчали. В комнате, залитой электрическим светом, стало тихо. О чем говорить, если все предположения повторены уже тысячу раз и остаются лишь приблизительными догадками! Но даже в скованном молчании чувствовалось: все думают об одном — о своем товарище. Где он? Что с ним?
Большим водянистым пятном проступило в стене окно. Над аэродромом занимался поздний северный рассвет, но и он не радовал сегодня летчиков, навевая невеселые мысли. В полете может случиться всякое. Современный самолет — машина сложная. В ней столько больших и маленьких деталей, узлов, агрегатов, механизмов, приборов — учишь, учишь, а все чего-то не знаешь. И потом, металл — он тоже устает. Что ж, тогда — катапульта, парашют. Но чтобы вот так: с неба — в осеннее море…
