Полет на Плутон - [15]

Наташе было четырнадцать лет, когда она впервые влюбилась. Любовь ее, как водится, была безответной. Она прямо как мать заламывала руки и театрально рыдала в подушку дивана в гостиной. Прибегала тетя Марина и успокаивала ее. Меня всегда поражала эта Наташкина потребность во внимании. После театральных объятий с матерью Наташа делала вид что ей полегчало, но по вечерам она закрывалась у себя в комнате и лежала в кровати укрывшись с головой одеялом. Я приходила в ее комнату, ложилась к ней в постель и обнимала. С самого детства внутри меня был какой-то маячок, который передавал мне чувства других людей. А когда я их обнимала, меня и вовсе накрывало чужими эмоциями. Именно поэтому я всегда понимала другого человека, потому что чувствовала его эмоции кожей. Наташа прижималась ко мне и тихо плакала. Я не знала что сказать, чтобы ей было не так больно, и просто обнимала ее. Я делала это не только по поводу несчастной любви, а всегда, когда чувствовала, что нужна ей.

— Откуда ты знаешь, что именно сейчас мне так плохо, что умереть хочется? — спрашивала она меня, вытирая слезы.

— Не знаю, я просто чувствую, как будто ты посылаешь мне сигнал сос.

— Может ты ведьма? Нет, немодное слово. Экстрасенс. Может ты экстрасенс?

— Откуда мне знать? Ты и ответь, ты ведь гораздо умнее меня.

— Мы завтра у папы спросим, у него на все есть ответ.

И папа нам ответил, что называется это эмпатия, но наукой это не доказано.

— Вот видишь, никакой я не экстрасенс, — говорила я Наташе.

— Да брось ты, полно всего, что наукой не доказано. А может ты мертвых видишь? А?

— Слава богу нет. Мне и вашей боли хватает, ведь когда тебе больно, то и мне тоже больно, обнимая тебя, я как будто разделяю с тобой твою боль.

— Точно экстрасенс! — сказала Наташка, совершенно меня не слушая.

— А может ты лечить людей можешь?

— Ничего я не могу. Я просто чувствительнее других людей, вот и все.

Наташке очень хотелось чтобы я была экстрасенсом, ведь тогда мною можно будет хвастаться, а может и парней на меня ловить. Она и слышать не хотела о том, что ничего сверхъестественного я не умею.

На мою эмпатию обратил внимание и Олег, это случилось в его гараже. Там я проводила много времени и многому у него научилась в плане медицины. Совершенно случайно я начала помогать Олегу лечить людей. Я зашивала раны, делала уколы и ставила капельницы, а когда хорошо выучила все системы организма ставила диагнозы и назначала лечение, так как сюда приходили не только по поводу травм. Я ассистировала Олегу на операциях, а в пятнадцать лет впервые провела операцию сама. К восемнадцати годам я уже была полноценным врачом по всем направлениям, хирургом общей практики и травматологом. В гараже мы встречались с Гогой, иногда он приходил с мамой. В одну из наших встреч в гараж залетел Олег, за ним двое мужиков, они несли молодого парня. У него было два огнестрельных ранения в живот. Его положили на стол, который Олег называл операционным. Те мужики что принесли его были в панике, они разговаривали сплошным матом, среди которого изредка проскакивали литературные слова. Олег был само спокойствие. Он разрезал на пациенте футболку и начал осматривать раны.

— Ну чё там? Живой будет? Скажи, будет? — кричал один из мужиков.

Олег как всегда молчал и напевал какую-то мелодию, он никогда не реагировал на чужую панику, дабы она не сбивала его.

— Будет, не переживайте, — сказала я, я ощущала их страх и панику кожей, — эта рана не страшна, — продолжила я, указывая пальцем на одно из ранений, я видела как Олег перевернул раненого и осмотрел спину, — пуля прошла навылет и ничего важного не задела. А с этой Дядя Олежа справится, кровотечение не сильное. Единственное, наверное поджелудочную задела.

Мужики вылупились на меня и замолкли.

— Ах ты моя маленькая медсестричка, все правильно сказала! — похвалил меня Олег, вынимая пулю, — а поджелудочная заживет, выходим его, не ссыте в трусы, пацаны! Смотрите, даже ребенок не боится, а вы уже в штаны наложили.

— Ничего себе ребенок! Я бы такого ребенка потискал! — сказал один из мужиков, разглядывая меня.

— Это моя дочь, и ей всего пятнадцать, так что завали хлеборезку и подожди на улице, — сказал Гога, взяв в руку монтировку.

— Э, тихонько, папаша, у нее на лбу не написано, что она твоя, — ответил тот, пятясь к двери. — Ты только вылечи его, Олеж, он ведь молодой совсем, и вообще просто на стреме стоял!

— Для тебя Дядя Олежа, и вылечу, я ж сказал — не ссы в трусы.

Позже, когда все разошлись, Олег попросил меня посидеть с ранеными парнем пока он сгоняет в аптеку. Я сидела и думала о том, что этот парень только встал на кривую дорожку, а уже получил две пули. Я решила помолиться за него. Я просила бога, чтобы он помог ему вылечиться и чтобы он перестал заниматься такими вещами. Всегда в момент молитвы или после нее на меня как будто снисходило озарение. Я точно знала какие эмоции сейчас испытывает человек рядом со мной. Это не было голосом или знаком, ко мне как будто просто приходило знание того что именно человек сейчас чувствует. Я считала, что таким образом мне отвечает бог. Однажды Дядя Олежа сказал мне, что с точки зрения психологии это подсознательный ответ и бог тут ни при чем. Я ему конечно же не поверила. Моя вера на тот момент вообще была непоколебима. Все люди планеты могли бы в один голос сказать мне «Рита, бога не существует, это все выдумки», и я бы без тени сомнения ответила «существует». Сейчас, молясь о здоровье этого парня, ко мне пришло знание того, что ему очень больно. В этот момент вернулся Олег.