Полет ласточки - [22]

Вряд ли это можно было считать образцом лжи, но брат решил, что волноваться не о чем, ведь он сам составит сестренке компанию.

— Очень интересно. Можно и мне с вами?

Ледяное молчание.

— Ну конечно! — прочирикала Лючия. — Только на твоей машине!

Компромисс был принят с тяжелым сердцем. Меньше всего решение понравилось Грете.

Ты кого-то ищешь?

Чем питаются ласточки? Эмилиано не знал. Если бы бабушка была жива, она бы обязательно ему сказала. Под крышей ее дома прятались два гнезда, и каждый год ласточки возвращались в них, чтобы сообщить о новой весне. Бабушка их ждала. Готовила газетные листы и устилала ими пол под гнездами, чтобы птицы не испачкали коридоры Змеюки своими экскрементами. Она складывала газеты в несколько слоев и придавливала их вазами с цветами. Бабушка делала это каждый год, по крайней мере сколько он помнил. Дом разваливался на части, а она заботилась о том, чтобы содержать в чистоте лестничную площадку.

В чистоте и в цветах.

— Для ласточек. Когда они вернутся, — объяснила она внуку одним весенним днем.

Зимой бабушка скучала по своим ласточкам, поэтому и купила себе булавку. Обычно подарки ей делали внуки, дети, а иногда и муж, мир праху его. На Рождество или на ее день рождения. Каждый раз, разворачивая упаковку, она повторяла:

— Не стоило так тратиться.

Но потом, оборачивая ленточку вокруг пальца и складывая бумагу, чтобы сохранить для других подарков, бабушка тайком улыбалась. Булавка в виде ласточки была единственным подарком, который она купила себе сама. В первый день рождения без покойного мужа, мир праху его.

Эмилиано шел к старой бабушкиной квартире, пытаясь разглядеть гнезда ласточек в углах растрескавшегося потолка. Выключенные неоновые фонари, покрытые коркой времени, задавали ритм его блуждающему взгляду, нависая над одинаковыми дверями, как кривые знаки препинания в забытой истории. Эмилиано подошел к входу с таким чувством, будто все время двигался назад, в направлении, противоположном цели, и вдруг оказался в незнакомом месте. Гнезд не было. Ваз тоже. В пластиковых контейнерах распустились другие цветы, но ласточки не вернулись.

— Ты кого-то ищешь? — спросил женский голос за его спиной.

Эмилиано только теперь понял, что слишком долго рассматривал пустой потолок. С ним заговорила лучшая подруга его бабушки. Полосатый халат, застегнутый на груди рядом выцветших пластиковых пуговиц, и улыбка, как морщина среди других морщин, только более мягкая.

Я ищу ласточек. Что едят ласточки?

— Нет.

Он все смотрел на нее, вспоминая запах кофе и печений, которыми она их угощала, когда Эмилиано с бабушкой забегали к ней на минутку поздороваться, а именно — каждый вечер на протяжении нескольких лет. Он прекрасно помнил те печенья: пудра и масло. А она не помнила ничего.

— Кого ты ищешь, мальчик?

Старики всех считают детьми, а дети всех считают стариками. Эмилиано решил, что ему здесь нечего делать.

И улыбнулся из вежливости:

— Никого, я ошибся дверью.

Он вернулся обратно той же дорогой, по которой пришел, проплыв перед синьорой, прищурившей подслеповатые глаза, чтобы навести фокус на темный ускользающий силуэт.

— Это ты! Ты вернулся… — обрадовалась вдруг старушка. — Заходи, я угощу тебя кофе с печеньями.

— Спасибо, но я спешу… у меня сегодня много дел… — попытался отказаться Эмилиано.

Бабушкина подруга ухватила его за руку и потянула в дом. А у него не хватило духу сбежать.

Тихая гостиная. Удушающий полумрак тяжелых штор, сдвинутых на окнах. Зеленый диван из потертого бархата и связанная крючком салфетка в центре стола. Все как тогда. Когда рядом с ним сидела бабушка.

— Твоя бабушка всегда говорила, что ты вернешься, — сказала хозяйка, ставя на огонь кофеварку.

Вместе с ее голосом из кухни донеслись прерывистые щелчки искр в разожженной конфорке. За ними последовал шелест пламени. Через пару минут старушка внесла в гостиную поднос с печеньями и двумя звенящими друг о друга чашками. Она села напротив Эмилиано и посмотрела на него с расстояния в сотню световых лет. Из места, куда попадают после смерти.

— Ты хороший мальчик. Она всегда так говорила. Твоя бабушка.

Эмилиано от стыда опустил глаза:

— Она меня очень любила.

— Она тебя хорошо знала.

Неправда. Бабушка ничего о нем не знала. А то, что знала, было ложью. Тоннами лжи, которые он ей рассказывал с того дня, как украл у нее булавку. Эмилиано нащупал ее в кармане куртки и крепко сжал в кулаке.

— Что у тебя в кармане? — вдруг спросила старушка.

Он похолодел.

— Ты ее принес?

— Что?

— Булавку. Ласточку.

Нет. Не может быть. Как она догадалась?

— Она хорошо тебя знала. И всегда говорила, что в конце концов ты вернешься. И принесешь булавку обратно.

Эмилиано показалось, что Змеюка падает ему на грудь, а шторы в гостиной сжимаются вокруг горла. Он ухватился за крылья ласточки и почувствовал, как шипы хвоста впиваются в ладонь.

— Я скучаю по ней, — сказал он с грустью.

— Я тоже.

— Я не успел… Не успел сказать ей правду… А теперь уже поздно…

На кухне шипел кофе. Старушка вытянула руку и погладила Эмилиано по голове:

— Нет, мой мальчик, не поздно.

Он и вправду был мальчиком. Маленьким мальчиком в неправильном мире. В котором никто не мог ответить на его вопросы.