Полет Кузнечика - [7]
Во время телефонного разговора Федя и Ромчик тоже перебрались под защиту фонаря и теперь сидят там теплой компанией.
Федя. Серый, что ты здесь делаешь?
Сережа. А вы?
Киря. Чует мое сердце, эта Мадонна со своим телефоном испортит все дело! Настоящая акулиха! Так донимать мужика!
Ромчик. Всякое желание испарится как сон, как утренний туман…
Федя. Тс-с-с…
Появляется Маша со скрипкой. Она спокойно проходит мимо Андрея, не узнав его в темноте.
Андрей. Кузнечик!
Маша останавливается и всматривается в темноту.
Маша. Ты?!.. Что ты здесь делаешь?
Андрей. Жду одного приятеля. Играет на виолончели. Договорились встретиться… Посиди со мной пару минут.
Маша колеблется, но все же присаживается на край скамьи.
Андрей. Не боишься так поздно ходить одна?
Маша. Нет. Кому я нужна?
Андрей. Так уверена, что никому? Напрасно. (Пауза.) Хочешь, буду тебя встречать?
Маша (не поверив своим ушам.) Ты?… Меня?… По-моему, тебе есть кого встречать и провожать.
Андрей. То совсем другое. А тебя — по-соседски.
Маша. Будем ходить в паре, как в детском саду?
Андрей. Именно.
Маша. Еще помнишь?
Андрей. Конечно! (Подражает голосу воспитательницы.) «Девочки-мальчики, постройтесь парами!»
Маша. Ты брал меня за руку, и мы становились в строй… Полдня ты держал мою ладонь в своей…
Андрей. Правда? Помню, но смутно…У тебя память лучше моей.
Маша. Не думаю. Просто мы по-разному воспринимали эти походы…
Андрей. Долго помнится обычно что-то плохое или, наоборот, приятное… Правда?
Маша молча кивает. Андрей осторожно берет ее за руку.
Надеюсь, твои воспоминания из разряда последних…
Маша пытается высвободить руку.
Или я ошибаюсь?
Маша молчит, но уже не пытается освободиться от руки Андрея.
Все в этом мире возвращается на круги своя… Сказал кто-то из умных людей. А вот я помню другое. Однажды в то далекое время мы с тобой… поцеловались. Да, да, не смотри на меня так. Самым настоящим образом… поцеловались. Не помнишь?
Маша молча качает головой.
Все играли в войну… Я был командиром корабля, ты — медсестрой. Меня тяжело ранили, и ты делала мне операцию.
Маша. Медсестра — операцию?
Андрей. В то время мы не знали, что это не положено. А может убили хирурга, и она заменила его… Деталей не помню. Но операция была своеобразной; ты отрезала пуговицы с моей куртки, после чего мама на другой день ходила объясняться с воспитательницей.
Маша. Правда? Я этого не знала… Пуговицы были металлические, а ведь я извлекала пули…
Андрей. А, все-таки помнишь! Что было потом?
Маша молча качает головой.
Далее было, как в кино… Мы с тобой дали клятву любить друг друга до конца жизни, после чего меня увезли в госпиталь. Да, а нашу клятву мы скрепили поцелуем.
Маша. Ненастоящим.
Андрей. Почему?
Маша. Он был в щечку.
Андрей. Неважно. В то время у меня еще не было опыта отношений с женщинами… К тому же эту оплошность легко исправить. (Целует Машу в губы.) Прости, это просто давнишний долг. Ошибки детства надо исправлять.
Маша. Ты…. ты сошел с ума!
Андрей. Что-нибудь опять не так? (Целует ее снова.)
От возмущения Маша не может найти подходящие слова. Андрей берет ее руку и нежно целует ладонь. А знаешь, твоя ладошка почти не изменилась. Сейчас я все вспомнил. Прости, я забыл, что мы уже не в детском саду. А жаль.
Маша поднимается, берет свою скрипку. Андрей тоже вскакивает.
Андрей. Пожалуй, мне тоже пора. Приятель что-то задерживается. Знаешь, у меня дома кассета «Музыка зарубежного кино». Хочешь послушать? Фрэнсис Лей, Мишель Легран, Нино Рота…
Маша. Очень заманчиво… Но сегодня уже поздно. В другой раз.
Андрей. Но мне дали ее на один день. Завтра надо отдать. Я как раз собирался весь вечер слушать. И знаешь, чья самая классная музыка? Не поверишь. Нашего Микаэла Таривердиева! Надо же было мне заполучить иностранную кассету, чтобы открыть для себя такого композитора! Там вся музыка достойная, но от его мелодий хочется летать!
Маша. Уговорил. Пошли.
Андрей и Маша уходят. «Мушкетеры» вылезают из своего укрытия и разминают кости. Они подавлены и долго не могут начать разговор.
Федя. Вот это называется — высший пилотаж! Он — настоящий асс!
Киря. За пятнадцать минут положил ее на обе лопатки!
Ромчик. Да… Она спеклась. Осталось только вытащить из печи.
Федя. По части баб у него настоящий талант… Непонятно только, чего мы киснем. Радоваться надо, кричать «ура!». Диск «Трамплина», считай, у нас в кармане!
Ромчик. А на душе как-то кошки скребут… Почему?
Федя. Почему, почему… Каждый бы хотел быть на его месте… Да не надо. Черт с ними, пошли по домам.
Внезапно в тишине раздались непонятные звуки. «Мушкетеры» остановились и стали всматриваться в темноту. Это Сережа, обняв столб, горько плакал.
Серый, ты что! Брось, старик! В конце концов, ты мужик!
«Мушкетеры» подхватывают Сережу под руки и уводят с собой.
Классная комната 9-а. Время — перед началом уроков. В помещении довольно много ребят. Каждый занят своим делом — готовятся к урокам, просто разговаривают, пишут на доске и т. п. Дина разглядывает себя в маленьком зеркальце, пудрится, подкрашивает губы. Входят Федя и Ромчик.
Федя. У кого б алгебру скатать? (Обводит всех испытывающим взглядом.) Не у кого. Зубрилки не дадут, а у нормальных людей нет.
Наркотизирующий мир буржуазного телевидения при всей своей кажущейся пестроте и хаотичности строится по определенной, хорошо продуманной системе, фундаментом которой является совокупность и сочетание определенных идеологических мифов. Утвердившись в прессе, в бульварной литературе, в радио- и кинопродукции, они нашли затем свое воплощение и на телеэкране.