Полет кроншнепов - [59]

Пора возвращаться. Я снова бреду по широкой улице, но не в сторону Лаубенгенге — мне не хватает духу, во всяком случае пока. Перед резиденцией правительства разбит сквер с круглым газоном, окаймленным широкой гравийной дорожкой. И по этой дорожке тоже фланируют женщины. Медленно проезжают машины, шурша колесами по гравию, иногда притормаживают. Бесшумно опускается боковое стекло, женщины неторопливо проходят мимо, словно невзначай задерживаются на миг возле открытого окошка, слышатся неразборчивые звуки, иногда дверца распахивается, и машина, с места набирая скорость, разрывает окружающую тишину резким шорохом летящих из-под колес мелких камешков. Чуть дальше — еще один сквер. Здесь женщин нет, только в центре крохотного озерка с прозрачной водой возвышается скульптурная группа — неизвестная богиня со свитой. Hundert Franken pro Nacht — и в этой мелодии контрапунктом слышится другой мотив, как никогда прежде явственно и звонко: тебе осталось всего-навсего шесть дней, а то и меньше, ибо в четверг на следующей неделе тебе уже определенно не быть среди живых, и умрешь ты именно здесь, в Швейцарии, не надейся, что тебе удастся обмануть судьбу, hundert Franken pro Nacht. Я вслушиваюсь в обе темы. Отчего же мне все-таки хочется пожить еще? Наверное — и другого я просто не знаю, — ради тех маленьких радостей, в которых я нахожу себя: ради аромата весенних вечеров, безветренного осеннего утра, переклички дроздов по весне, тростниковых зарослей в лучах летнего солнца, кроншнепов, музыки Шуберта.

Я возвращаюсь. По узенькой улочке снова попадаю на торговую улицу с арками. Издалека видно, что она все еще стоит под тем же фонарем. Мне становится немного жалко ее, ведь она ничего пока не заработала, но мое сострадание к ней — не что иное, как средство против щемящей печали и безумного желания провести эту ночь с ней. Только вряд ли сострадание — верно выбранное оружие, оно лишь болезненно обостряет неотвязную мысль о потрясающем до глубины души сходстве и будит смутные желания. Я прижимаюсь к самому краю тротуара и иду вдоль водосточной канавы. Женщина отступает назад, когда я приближаюсь к ней. Мне хочется увидеть, подробно разглядеть это лицо. Но я прохожу молча. Она смотрит на меня, качает головой, напряженно сжимает губы. Руки ее нервно теребят ремень сумки, переброшенной через плечо. Я поспешно удаляюсь, не глядя по сторонам, пересекаю улицу, внезапно взрывающуюся резкими воплями множества клаксонов. Господи, да задавите же меня. На противоположном тротуаре я останавливаюсь, отсюда мне видно арку и женщину в полосатой шубке. Я стою и медленно покачиваюсь взад и вперед, не в силах одолеть ее притяжение и сдвинуться с места. Мимо проезжает трамвай, на короткое время она исчезает из поля моего зрения, и я торопливо иду прочь, заставляя себя не оборачиваться, и прячусь в ближайшем переулке. Навстречу мне идет девушка, лавирует между оставленными здесь на ночь мопедами. Она подходит к одному из них, снимает замок, останавливается и в раздумье смотрит перед собой, медленно поворачивая голову, пока наши взгляды не встречаются, и в тот же миг я уже знаю, что достаточно мне сейчас хоть что-то сказать, и мы отправимся бродить вдоль Ааре; при мысли об этом глухая боль в груди отпускает. На короткое время я освобождаюсь от настойчивого желания вернуться назад и заговорить с женщиной возле арки.

В переулке появляется молодой человек. Он останавливается неподалеку от того места, где я прислонился к стенке дома. Вокруг темно, горит лишь один фонарь, над городом повисла луна на ущербе. Света не видно ни в одном из окон.

— Grüße, — говорит юноша.

— Grüße, — отзывается девушка.

Я медленно бреду по переулку, выхожу на широкую улицу, которая немного дальше заканчивается автостоянкой, сзади до меня доносится звук шагов юноши и девушки — в унисон. Они проходят мимо меня, к стоянке. Хлопают дверцы машины. Когда они уезжают, мною снова овладевает страх: женщина под аркой — отсюда ее не видно, но я боюсь ее. И ноги несут меня в район правительственных зданий.

Долгие часы я брожу по городу, без всякой цели, не зная, куда приткнуться. Сколько раз я уже прошел одним и тем же маршрутом: правительственные дома, первый, затем второй сквер, по узкой улочке — к аркадам, потом широкая улица и снова правительственный комплекс. Я не в состоянии обдумывать свои действия. Сердце колотится бешено, с перебоями. Я дышу, как загнанный зверь. В голове вертится одно и то же: du bist so weise, Martin… hundert Franken pro Nacht… еще шесть дней. После каждого круга я вижу, что она по-прежнему стоит под своей аркой, я обречен кружить здесь, пока она не ушла, и все равно не заговорю с ней, я прохожу мимо, а она упорно качает головой, но я знаю — так даже лучше. Женщины почти все исчезли. Одни укатили в темных лимузинах, другие, отчаявшись, разошлись по домам. Я видел, как она несколько раз торговалась с подъезжавшими автомобилистами, но переговоры всякий раз заканчивались безрезультатно. И она продолжала ждать. Не понимаю, как можно стоять так долго и почти без движения. Лишь иногда она позволяет себе пройтись от одной опоры своей арки до другой. Возвращаясь к тому месту, я вновь и вновь с радостью вижу ее, но как бы мне хотелось, чтоб она ушла! Я хочу и не могу вернуться в гостиницу. Меня не отпускает этот круг, но в нем есть все же один безгрешный отрезок — рядом с правительственным комплексом, — где еще можно подумать о жизни и смерти, однако я неумолимо должен вершить свой путь дальше, в парк с каменной богиней, на узкую улочку и к арке, где стоит она.