Полет инженера Андре - [24]

В половине шестого по хронометру Стриндберга мы очутились над более или менее сплошными полярными льдами.

Выпустили четырех почтовых голубей. Они покружили около шара, потом улетели, но не на юг, а на запад.

В восемь вечера, а затем в половине десятого Стриндберг определил наше место.

Выяснилось, что мы идем все более восточным курсом.

- Если и дальше так пойдет, - сказал Стриндберг, - через сорок восемь часов мы окажемся над полуостровом Таймыр.

Мы заметили также, что тучи под нами идут под небольшим углом к курсу аэростата. Направление ветра на нашей высоте было более северным.

- "Орел", - сказал я. - Наш шар называется "Орел". В Париже он назывался "Северный полюс". Андре все время говорит о своем шаре "он". Я не понимал, почему. Ведь воздушный шар - своего рода парусное судно, следовательно, "оно". Теперь понимаю. Он думал о названии "Орел". А орел, естественно, мужского рода.

- Никакой логики, - заметил Стриндберг. - Половина орлов женского пола.

- Конечно, нелогично, - согласился я. - Я нелогичен по натуре. Иначе я не находился бы в гондоле "Орла".

В ночь с 11 на 12 июля, сразу после полуночи (если можно говорить о ночах летом к северу от Полярного круга) мы оказались в тени огромного облака.

Температура стала падать, и шар пошел вниз через тучи и туман, пока удлиненный гайдроп не коснулся льда.

Наш ход замедлился, мы снова ощутили ветер. Часть гайдропа легла на лед, и на высоте около ста метров установилось равновесие.

"Орел" медленно развернулся, паруса наполнились, кончилось свободное парение, мы снова могли управлять шаром. Лед под нами никак нельзя было назвать сплошным скорее, речь шла о скоплениях льдин, разделенных большими полыньями. Отчетливо слышалось, как бурлит вода, когда ее разрезал гайдроп, шипение и частый стук когда он скользил по льду.

Глядя на льдины, было легко определить нашу скорость и курс. Мы проходили сто метров за пять минут. Курс - ост.

Нас поразило, что ветер такой слабый.

Парус стоял под прямым углом к нашему курсу.

- Нет смысла передвигать гайдроп, чтобы парус повернулся, - сказал я. - Все равно при таком слабом ветре курс не изменится.

Туман ограничивал видимость примерно двумя километрами. Солнце скрылось, без хронометра и компаса мы не смогли бы даже определить в какой оно стороне. Мы заключили, что туман - или облако - простирается в высоту самое малое до пятисот метров. Шар впитал удивительно много влаги.

Около половины второго аэростат замер на месте. Время от времени тянуло слабым ветерком с зюйд-зюйд-веста, но он не мог сдвинуть "Орел".

Наша одежда намокла, словно мы очутились в бане.

- Стоять на месте отвратительно, - сказал я.

- Конечно, - согласился Нильс Стриндберг - Навигаре нецессе эст.

Ровно в два часа ночи мы разбудили Андре.

- Где мой чемодан? - спросил он.

- Здесь нет никаких чемоданов, - ответил Стриндберг.

- А твой халат остался на борту канонерки его величества короля, добавил я.

Андре прислонился к приборному кольцу.

- Стакан воды.

- Здесь на борту худо с водой, - сказал я. - Пожалуй, это упущение. А стаканов и вовсе нет. Можем предложить тебе либо сухого песка либо одну из оставшихся бутылок пива. И всю влагу, которая капает с сети, такелажа и стропов.

Я откупорил бутылку, Андре жадно прильнул к горлышку. Стриндберг сделал небольшой глоток, я глотнул еще меньше и вернул бутылку нашему начальнику.

Андре прошелся несколько раз по тесной палубе-крыше гондолы. Посмотрел вниз на льдины и разводья, попытался отыскать солнце во мгле.

- Вот наше место, - сказал Стриндберг вручая ему бумажку с координатами, определенными с той точностью, какую допускала обстановка. Ветер западный, слабый, мы стоим на месте.

Андре отправил нас вниз, в гондолу, и задраил люк в крыше. Мы устроились поудобнее, Стриндберг закрыл оба окошка, стало почти совсем темно. Было холодновато, и мы накрылись одеялом.

- Откуда оно? - спросил я

- Предусмотрительный доктор Лембке бросил его в гондолу, когда ее крепили к шару в эллинге.

- Что ты думаешь об этом штиле? Может быть, мы очутились в центре циклона, который смещается на восток? Как по твоему? Не ждут ли нас по ту сторону центра циклона северо-западные ветры?

- Кто его знает? - зевнул Стриндберг.

Даже при легком юго-западном или западном ветре мы меньше чем через неделю достигли бы сибирских берегов.

Безбрежные тундры северной Сибири всегда дразнили мое воображение. Великие реки Обь, Пур, Таз, Енисей, Пясина и так далее. Похоже на детский стишок.

Но штиль мог смениться и сильным южным ветром, который понесет нас до полюса и дальше, к арктическим равнинам Канады или нагорьям Аляски.

- Если подует южный ветер, - сказал я, - надо будет удлинить и два других гайдропа тоже. Без этого нельзя. Понадобятся три гайдропа, чтобы, используя их тормозящее трение о лед и воду, управлять шаром при помощи паруса и взять курс на полюс. При попутном ветре и при солнце мы могли бы тогда суток за десять достичь Американского материка. Предположим, продолжал я, - что подули сильные южные ветры. Мы идем на север. Достигли полюса и сбросили полярный буй со шведским флагом. И продолжаем полет в том же направлении. Но в одно мгновение южный ветер превратился в северный, и наш северный курс сменился южным. Представляешь себе?