Полет инженера Андре - [22]

У каждого из причальных канатов стоял матрос с остро наточенным тесаком. Андре вкратце повторил им в рупор свои наставления.

Мы со Стриндбергом приготовились поднять три паруса нашего "Орла".

Мощный порыв ветра прекратился, воцарилась полная тишина. Пора.

- Внимание! - крикнул Андре в свой рупор. - Раз, два, три, руби!

Три тесака взметнулись и разом упали вниз. Несколько секунд аэростат не двигался, как будто неожиданная свобода застигла его врасплох.

- Наконец, - тихо произнес Стриндберг.

У него были слезы на глазах.

Андре стоял бледный, с каменным лицом, губы плотно сжаты, глаза полузакрыты.

Как только "Орел" пошел вверх, я начал ставить паруса.

Эллинг стал уходить вниз, я услышал крики "ура" и голос Андре, усиленный рупором.

- Да здравствует наша Швеция!

Собравшиеся - офицеры, матросы и норвежские зверобои - ринулись к выходу из эллинга, их голоса слились в сплошной гул, в котором различались только наиболее энергичные выражения.

"Орел" медленно и величественно шел вверх.

Только он приподнялся над брезентом у южной стены, как новый порыв ветра бросил его на восточную стену.

Гондола тоже ударилась о стену, от сильного толчка Андре выронил рупор, и он упал на пол эллинга. Еще несколько секунд, и мне открылся вид на юг, мы благополучно вышли из эллинга и поднялись на высоту около пятидесяти метров.

Ветер свистел в ушах, флаги расправились, паруса наполнились, сопротивление балластных тросов и гайдропов оттянуло гондолу слегка назад по сравнению с шаром.

Несмотря на ветер, я отчетливо слышал голоса и шаги бегущих внизу людей.

Стриндберг явно позабыл о своих штурманских обязанностях, увлекшись фотосъемкой нашего старта.

Андре стоял все на том же месте.

Нас несло над заливом Вирго.

Гайдропы и балластные тросы рассекали воду, словно форштевень быстроходного судна.

- Наконец-то летим, - сказал Стриндберг, - кончилось это проклятое ожидание!

- Мы идем слишком низко, - обратился я к Андре.

Он ничего не ответил.

"Орел" начал вращаться вокруг своей оси, и парус вдруг очутился с наветренной стороны.

Аэростат быстро пошел вниз.

Паруса размещались так, чтобы тянуть шар вверх, - пока они находились под ветром. Но шар сделал пол-оборота и паруса потянули его к воде.

Стриндберг что то крикнул, Андре переводил растерянный взгляд с гайдропов на шар.

Убрать паруса было потруднее, чем поднять. Не дожидаясь приказа, я полез на снасти выше стропового кольца.

Через несколько секунд гондола ударилась о поверхность воды.

Вися на сети, я видел, как Андре и Стриндберг в панике сбрасывают балласт, мешок за мешком.

Я окликнул их. Они меня не услышали, хотя я до сих пор различал голоса людей на Датском, слышал даже работу весел на двух лодках, которые были спущены на воду и полным ходом шли по проливу вдогонку за нами.

Возможность воздушных ям, в которые мог провалиться шар, предусматривалась и не раз обсуждалась нами, но мы никак не ждали, что гондолу прижмет к воде.

Убрав паруса, я спустился на палубу.

"Орел" снова шел вверх с нарастающей быстро той.

- Что случилось? - спросил я.

- Мы потеряли две трети гайдропов, - ответил Андре - Муфты раскрутились, все три.

Под нами был Голландский мыс с могилами зверобоев.

Теперь "Орел" представлял собой свободно парящий, неуправляемый аэростат.

Мы прошли над Голландским мысом. Мы летели со скоростью ветра. Флаги поникли. Царила полная тишина, подчеркнутая криками птиц и далеким рокотом волн, разбивающихся о береговые скалы.

- Десять минут, как мы стартовали, - сказал Стриндберг. Мне эти десять минут показались часами.

- Сколько балласта вы сбросили? - спросил я.

Андре пересчитал глазами обрезанные концы.

- Двести с лишним, - ответил Стриндберг.

Вместе с потерянными частями гайдропов это составляло около восьмисот килограммов балласта.

Непосвященному трудно понять, что означало для нас потерять восемьсот килограммов балласта. "Орел" поднялся до шестисот метров.

Вместе с ветром мы прошли над проливом Шмееренберг и приблизились к острову с поэтичным именем Фогельсанг.

- Можно открыть выпускные клапаны, потом дернуть разрывной и сесть на Фогельсанге, - сказал я Андре. - Нас еще видно с Датского.

- Зачем? - спросил он.

- Ты отлично знаешь, зачем. "Орел" превратился в свободно парящий аэростат. Им больше нельзя управлять.

- Ты правда считаешь, что мы должны совершить вынужденную посадку на Фогельсанге?

- Нет, - ответил я.

- А ты? - Андре обратился к Стриндбергу.

- Я хотел сбросить банку с письмом моей невесте, когда мы проходили над Голландским мысом, - сказал Стриндберг - Мы так условились с Машуроном. Но я забыл. Вся эта суматоха. Сброшу банку над Фогельсангом.

- Значит, мы согласны, - заключил Андре.

- Все трое, - добавил я.

Через восемнадцать минут мы прошли над Фогельсангом на высоте шестисот с лишним метров.

Последнее письмо Стриндберга было сброшено из гондолы в маленькой алюминиевой банке, ее падение тормозила десятиметровая шелковая лента в желто-голубую полоску.

В бинокль я видел в проливе Шмееренберг, около самого Голландского мыса, паровой катер "Свенсксюнда". Он полным ходом следовал за нами.