Полёт - [20]

Лиза была младше Ольги на шесть лет. Она приехала в Крым, когда Сереже было три года — это было на второй год войны, — к Сергею Сергеевичу на дачу погостить; она была тогда почти такой же, как теперь, — то же овальное лицо с гладкой кожей и удлиненными глазами, те же сверкающие зубы, которыми она, заложив руки за спину, поднимала с полу довольно тяжелый чемодан, и на его кожаной ручке остались два влажных полукруга, та же удивительная для женщины подача в теннисе, та же уверенность в своей замечательности и та же непоколебимая воля. Она сразу поняла, что отношения между Сергеем Сергеевичем и Ольгой Александровной не были уже такими, какими должны были быть, и неодобрительно отнеслась к сестре, но, по обыкновению, ничего не сказала. То, что должно было случиться, случилось в отсутствие Ольги Александровны, уехавшей на несколько дней по делам. Сергей Сергеевич видел, что Лиза ходила как пьяная, глаза ее потеряли обычный блеск; и когда, однажды вечером, он обнял ее, пожелал ей спокойной ночи своим обычным, далеким голосом, он почувствовал, как тело ее дрожало. Твердоватые прохладные ее руки все сильнее и сильнее сжимались вокруг его шеи. Потом она сказала: — Не мучь же меня, — и руки ее внезапно ослабели.

И Сергей Сергеевич, и она были настолько скрытны, что никто не знал об их связи, даже прислуга. Ольга Александровна была слишком поглощена своими личными делами, чтобы обратить сколько-нибудь внимания на отношения между своей сестрой и мужем. И эта связь продолжалась вот уж тринадцать лет. Но Сергей Сергеевич никогда не мог ни сломить волю Лизы, ни заставить ее сделать что-либо, что она не находила необходимым. Он предложил ей жить отдельно, она в ответ только отрицательно покачала головой, — но самое решительное отрицание не могло быть более категоричным. Она не была ровна с Сергеем Сергеевичем — периоды презрительной холодности сменялись припадками бурной любви, — но независимо от того, как все происходило, лицо ее в официальной семейной жизни Сергея Сергеевича сохраняло столь же классическое спокойствие, сколь традиционна была радостная улыбка Сергея Сергеевича. В разговорах с ним она никогда не уступала. Как-то, когда они были вдвоем, он сказал ей:

— Вот, Лиза, ты некоторых вещей не можешь понять, тут для тебя стена.

— И эти вещи имеют ценность?

— Общего порядка, Лиза, общего порядка. Ты понимаешь, что личных упреков я тебе не мог бы делать, ты слишком совершенна.

Лиза насмешливо на него посмотрела. Полные губы Сергея Сергеевича были раздвинуты в восторженной улыбке.

— Хорошо, какие же вещи?

— Вот, ты решительно ничем не могла бы поступиться для других. Доводя «до», получилось бы: если бы на путь твоего счастья, выражаясь торжественно, кто-либо стал… — Сергей Сергеевич вытянул вперед правую руку и дернул указательным пальцем незримую чашечку воображаемого револьвера.

— Ты меня считаешь способной… Улыбка Сергея Сергеевича стала еще шире, он несколько раз утвердительно кивнул головой.

— Уж не боишься ли ты за свою жизнь?

— Нет, — сказал Сергей Сергеевич.

— Потому что ты считаешь, что ты сильнее меня?

— Нет, потому что не стоит, ты знаешь, что я тебе не помешаю.

Разговор происходил после тенниса. Лиза несколько раз подбросила в воздух ракетку и поймала ее. Потом она подняла глаза на Сергея Сергеевича и сказала особенно тихим и вкрадчивым голосом:

— Вот в этом, Сереженька, и заключается твоя ошибка.

— Это ошибка? В каком смысле? Здесь их два.

— Во втором.

— Заблуждение, свойственное уважаемой Ольге Александровне.

— И всякой женщине, Сережа, если она чего-нибудь стоит.

— Другими словами, ты хочешь, чтобы я размахивал дубиной, отбивая тебя от других?

— Именно.

— La charmante sauvage![26]

— сказал Сергей Сергеевич. — Бедный Иммануил, бедный Иммануил!

— Почему Иммануил?

— Так звали, Лизочка, одного кенигсбергского мыслителя, который ошибочно полагал…

— Что его мудрость будет усвоена твоей любовницей? — сказала Лиза с потемневшими глазами.

— И что могла найти во мне такая женщина? — с притворной задумчивостью сказал Сергей Сергеевич.

— Слушай, Сережа, — сказала Лиза, — я ведь тебя знаю. Я знаю, что ты пропитан ложью весь до конца. Даже твои мускулы лгут.

— Физиологический феномен, который современной наукой…

— Кроме этого, ты клоун.

— И казалось бы, совершенно необъяснимо, почему, в таком случае…

— Только потому, что ты знаешь все, что нужно и что знают другие; только они думают, что ты этого не знаешь.

— Они. Но не ты.

— Нет, я знаю о тебе все, и ты бы сделал все, что я захотела бы.

— В твоем очаровании, Лизочка, есть нечто бесконечно женственное и беспомощное.

Держа в левой руке ракетку, Лиза размахнулась правой рукой — onksxsr, полусерьезно, и в ту же долю секунды мягкая рука Сергея Сергеевича со спокойной точностью задержала ее в воздухе. Потом Сергей Сергеевич поднял руку Лизы к губам и поцеловал.

— Вот в этом весь ты, Сережа, — сказала Лиза. — Прости, что я такая колючая.

— Ничего, Лизочка, я привык.

Никогда между ними не было серьезной ссоры, но только потому, что — как это твердо знал Сергей Сергеевич — для нее не было оснований. Сдержанное бешенство Лизы изредка проявлялось чисто физически, она вступала в борьбу с Сергеем Сергеевичем и была вне себя от гнева, когда оп, прижав ее руки к телу, спокойно и медленно укладывал ее на пол, никогда не причиняя ей боли. От ее укусов оставались глубокие и болезненные следы; и однажды Сергей Сергеевич едва не упал в обморок, когда Лиза ударила его сбоку под ложечку, чего он в ту минуту совершенно не ожидал. Он покачнулся, в глазах его потемнело, он едва удержался на ногах и сквозь внезапную муть увидел радостное лицо Лизы и оскал ее зубов.