Полет бабочки. Восстановить стертое - [10]

И хотя он не сказал сестре, что Инна против венчания, та прекрасно поняла все сама. И довольно мрачно предрекла, что все это у них скоро пройдет. Как только в постели новизна закончится. Или если с денежками станет туго. Они с Яной тогда крепко поссорились. Сначала он еще пытался что-то ей доказать, бабушку с дедом в пример приводил, которые и без венчания прожили вместе почти шестьдесят лет, причем десять из них и вовсе в гражданском браке. Но Яна тупо уперлась, и в конце концов Денис наговорил ей кучу всяких обидных вещей. На свадьбу сестра не пришла.

На следующий день они уезжали в свадебное путешествие. Отец отпустил его ровно на две недели. Долго не могли решить: какие-нибудь экзотические острова по мотивам рекламы «Баунти» — или, наоборот, горы, снег, лыжи и горячий пунш в деревянной гостинице. Инне хотелось в Таиланд, но Денис ее все же не послушался, и, как выяснилось позже, оказался прав: в тех краях произошло землетрясение, и цунами смыло все, что только можно. Они пошли на компромисс и отправились в Париж — банально, но весьма приятно. Хотя и не очень разумно — не стоило, пожалуй, Денису туда лететь, была на то особая причина.

Не успели они сесть на свои места в самолете, как Инна начала дрожать. Сначала мелкой дрожью, а потом и вполне крупной.

— Ничего не могу с собой поделать, — объяснила она Денису. — Панически боюсь летать. В детстве меня всегда тошнило. Мама думала, что меня укачивает, а я просто боялась до такой степени.

— Изволите пакет, мадам?

— Лучше коньяку. Напиться и…

— Забыться. Только не до полной отключки, пожалуйста. Что ж ты мне сразу не сказала? Могли бы в круиз поехать.

— В круиз — зимой? — скривилась Инна. — Умнее ничего не мог придумать?

— Не везде же зима, — усмехнулся Денис, — А если умнее, то можно было бы прожить две недели у нас на даче. А что? Там сейчас никого нет. Янка с детьми только летом живет, а зимой вообще никто не приезжает. Дача теплая, с камином, с телевизором. С медвежьей шкурой. Набрали бы продуктов и…

— И провалялись бы все две недели на медвежьей шкуре. Неплохо придумано. Вот только хорошая мысля…

— Да, приходит опосля. Если я еще когда-нибудь буду жениться, то именно так и сделаю. Париж еще какой-то!

Инна шутливо, но весьма ощутимо стукнула его кулаком в бок. В этот момент самолет мягко тронулся с места, вырулил на взлетную полосу, взревели двигатели. Несколько секунд — и земля осталась где-то внизу: грязно-белый снег, исчерченный сеткой дорог, спичечные коробки домов, крошечные черные скелетики деревьев. Инна сидела зажмурившись и держала его за руку. При каждом толчке или изменении звука она вздрагивала и впивалась в его ладонь ногтями. Денис стоически терпел, хотя особой жалости к ней почему-то не испытывал.

Когда самолет набрал высоту, Инна потихоньку ожила и даже начала перелистывать какой-то журнал, торчащий из сетки в спинке переднего кресла. Но скоро отложила его и задумалась.

— О чем грустим? — Денис дернул ее за рукав.

— Честно? О Маринке думаю.

— Боишься за квартиру? Но ты же замки поменяла.

— За квартиру? И это тоже. Но вообще-то я думала о ней самой. Она ведь дурочка такая. Связалась с каким-то жутким типом. Мало ли что.

— Думаешь, не уехала в Сочи?

— Не знаю.

— А у тебя есть ее сочинский телефон? Или адрес?

— Нет. — Инна нервно постукивала ногтями по подлокотнику. — Я даже фамилию ее не знаю.

— То есть? — удивился Денис.

— Вот и то есть. Отец ее умер, мать куда-то уехала, квартиру она поменяла. Замуж вышла, фамилию тоже сменила. Что я, буду у нее спрашивать, как ее новая фамилия?

— Скажи, а вы с ней похожи?

— Чего вдруг? — удивилась Инна. — Совсем не похожи. Разве что роста примерно одного. И комплекции. А так… У нее мать была донская казачка, Маринка в нее пошла. Знаешь, я думала, запишу адрес, когда она уезжать будет. Но… все вышло как вышло.

— Ладно, Ин, что теперь говорить. Ты же ничего сделать не можешь. Все как-нибудь уладится.

— Посмотрим.

В этот момент самолет тряхнуло, Инна ойкнула и снова вцепилась в его ладонь.

* * *

И снова кругом не было ничего, кроме боли. Темный океан боли, режущей, рвущей на куски. Я не чувствовала своего тела, не видела и не слышала. Только чувствовала боль. Захотела крикнуть, напряглась, но ничего не вышло. Только боль стала еще сильнее, в темноте зазмеились огненные вспышки. А потом все погасло и исчезло.

Когда я снова пришла в себя, все было по-прежнему: темнота и боль. Нет, кое-что все-таки изменилось. Сквозь непрерывный звон прорывались какие-то размытые звуки. Я снова попробовала застонать и услышала тихий хрип. А потом шаги. Кто-то дотронулся до меня. Прикосновения я не почувствовала, просто боль стала в этом месте сильнее, вот я и догадалась, что ко мне прикоснулись.

— Марина, ты слышишь меня? — спросил едва различимый сквозь шум и звон голос.

Марина? Я — Марина?

Я с ужасом поняла, что не помню, кто я такая и что со мной произошло. Даже имени своего не могу вспомнить. Не знаю, где нахожусь и почему все так невыносимо болит. Попробовала сказать что-то, пошевелиться, но боль, как волна, захлестнула с головой.

Что было дальше? Я то ли спала, то ли просто была без сознания. Иногда видела себя летящей в каких-то изумрудных и ярко-лиловых коридорах. Голос чей-то слышала, нежный, ласковый, вот только слов разобрать не могла. А потом приходила в себя. Боль возвращалась. И почему-то мысли о холоде, хотя холодно и не было. Как будто боль эта была связана с холодом. Со снегом. С темнотой. Было что-то такое, и, возможно, совсем недавно. Вот только вспомнить я ничего не могла.