Полдень, XXI век, 2012 № 02 - [40]

Когда он почувствовал, что проголодался, и выключил машину, матушка Шуша все еще сидела маленькой фигуркой напротив входа – будто ждала, что дерево при ней вырастет в полный рост. Внук и Салли дружно штробили правую стену на высоте около пяти метров. Лоренц подошел к матушке Шуше, деликатно кхекнул.

Она протянула пальцы и погладила его руку.

– Береги ее, Лорик, – мягко сказала матушка Шуша, – она хорошая женщина, тебе повезло.

Лоренц изо всех сил не обернулся (перфораторы за спиной зудели в унисон) и возразил:

– Она не моя, матушка, вообще, то есть. Да мне тут две недели осталось работать.

– Да и не спеши, не спеши, – согласилась матушка Шуша, – ты подожди, она отгорюет, и будет у вас все хорошо.

Лоренц подержал старушечьи пальцы в ладони, отпустил и пошел есть.

Так-то бабкины речи он сильно обдумывать не стал – и так понятно, им дай волю – всех переженят. Но вот про «отгоревать» Лоренц запомнил. И как-то вечером опробовал метод, которым как-то поделился Рон, шериф. Метод заключался в том, что надо тщательно изучить выражение лица человека, когда он не видит, что на него смотрят; а потом в тихом месте, лучше у зеркала, состроить такое выражение – и послушать, какие мысли придут. Зеркала у Лоренца не было, пришлось обойтись мышечными ощущениями. Он прищурился снизу вверх, тщательно выровнял рот, прикусил изнутри нижнюю губу и постарался свести брови поближе, чтобы легла вертикальная складочка, как у Салли. Посидел, глядя перед собой в стену, взял со стола чашку и опустил руку прямо с чашкой между колен. Посидел еще.

Результат ему очень не понравился.

Между тем Ашотов дубочек выкинул два новых листа, а вокруг него прорезалась мелкая травка. Тушински прислал еще воды, а Дижоны решили перезахоронить брата с поверхности к Салли, потому что у нее был каштан. Матушку Шушу привозили раз в неделю и оставляли на целый день, что по амбарцумяновским меркам означало большое доверие. Лоренц почти докончил центральную полосу, как у него вдруг кончился срок.

С вечера Лоренц с сожалением посмотрел на неоконченную работу и позвонил Рону.

– А всё, – с удовольствием подтвердил тот, – улетают твои охломоны. Прямо сейчас, вроде бы. Заходи завтра, я тебе рабочий чип верну.

Лоренц вышел в ангар еще раз, посмотрел на тоскливо торчащую вдали камнедробилку, вернулся и договорился с Салли, что возьмет на завтра выходной, а потом вернется доработать полосу.

В поселке Лоренцу обрадовались – конечно, четыре месяца без главного клоуна! – да и вахта последняя, похоже, всем успела проесть печенки. Лоренц зашел в банк и с удивлением осознал, что впервые за последние три года его задолженность поднялась выше дна стандартной кредитной глубины. Салли хоть и платила копейки, но он же и не тратил ничего вовсе. Он зашел в гости к паре знакомых, забрал у Рона чип и как-то незаметно оказался в баре.

Проснулся опять в кутузке. Порассматривал знакомый потолок, ощупал лицо, скривился и постучал в стену. На стук появился шериф с двумя кружками кофе.

Лоренц сел на полу и взял одну кружку. Шериф плюхнулся на шконку и прихлебнул из второй.

– С кем на этот раз?

– Да ничо особенного, – зевнул шериф, – с Доннеллом дурака валяли. Его-то бригада домой утащила, а тебя ребята ко мне принесли отоспаться. Бар там отмывают, спать негде.

– Что, вообще никого не помяли? – с надеждой спросил Лоренц.

– Кому-то с третьей вахты зуб выбили, даже не знаю, Доннелл или ты. А, ты ж не знаешь. Закон приняли, участие в драках в баре – на свой счет при любых повреждениях, ну или можно страховку купить, Вейре уже ценник вывесил.

Лоренц ухмыльнулся.

– Вот и давно бы так!

– А все повреждения бара по-прежнему башляет зачинщик, – добавил бессердечный шериф и зевнул, – вчерашнее, значит, вам с Доннеллом пополам.

Лоренц вернулся на кладбище хмурый и сразу сел за руль. Нет, выпить – понятно. Подраться – святое. Но дорого, черт возьми. Месяц работы псу под хвост, и это еще впополам. А тут еще Салли подошла и осторожно спросила, всегда ли ему надо драться, когда выпьет.

– Да нет! Ну, задираюсь, конечно, не без того. Но не зверею, как некоторые.

Тут хозяйка его удивила. Оказалось, что у нее какая-то дата, в одиночку грустно, а как он отнесется – без проблем, нет?

Вона что, сообразил Лоренц, она ж боится, что я тут накуролесю. И поспешил успокоить хозяйку:

– Чтоб я начал дурковать, у тебя столько алкоголю нету. А ноль-семь на двоих мне только зарумяниться.

На том и порешили. Вечером молча выпили за ужином, и Салли начала уже собирать посуду, как Лоренц ляпнул:

– Ты ведь, хозяйка, я смотрю, и сама кого-то похоронила?

Салли скривилась.

– Если бы…

Она унесла посуду, стерла невидимые пылинки со стола, села, снова встала.

– Ты понимаешь, – она снова села, – мне все говорили, что я не могу иметь детей, а потом вроде медицина что-то напридумывала, мне и разрешили попробовать… Ну, я попробовала, у меня и получилось, почти.

Салли резко повернулась к Лоренцу, и он едва не отпрыгнул – на белесом лице черные-черные глаза, зрачки увеличились во всю радужку.

– Она мне на УЗИ ручкой махала, понимаешь? А они потом – плод не отдаем. Не знаю, может, из нее косметику сделали. Или в мусорку спустили.