Полдень, XXI век, 2009 № 05 - [3]
Народ в Косой не унывал. Пил, как и положено, и даже пытался чего-то там латать, кроить. Последним грандиозным проектом в Косой стало строительство сортира для Павла Ивановича Загорулько. Случилось два года тому — строили храм Естественной Надобности весело, всей деревней. Щепу и доски принёс Макар Зосимович Ширяев, о нём речь впереди, разобрав остатки свиного загона. Долго утверждали генеральный проект, спорили, стучали стаканами и топорами, а когда через месяц этот «билдинг» рухнул на голову Павла Ивановича, едва не сделав человека заикой, учредили комиссию и сошлись на непригодности свинских досок к важному делу.
Зато доски годились для печки — топить зимой. Как вы уже догадались, центральным отоплением в Косой не пахло, пахло навозом. Гора этого добра досталась в наследство от советской власти. Этим-то кизяком косочане и топили широкие, в пол-избы, печи, вперемежку с дровами и сухим торфом.
Memento mori… Первым, понятное дело, на заре реформ закончился торф. Затем исчез кизяк, следом дрова. И тут все вспомнили о гниющем на ветру свинарнике, крупнейшем в Европе! Два года свиноферма усыхала, убывая в размерах, пока не осталась от неё куча мусора. Аномалия проста — исчезал, скажем, шифер, и тут же появлялся на крыше бывшего агронома. Растворялись балки и стропила, а дед Игнат Коломийцев обзаводился новой банькой. Потом в дело пошли совсем огрызки — щиты от стен и утеплитель.
Вскоре деревню исключили из реестра колхозных угодий. Никто ничего не понял, три года терпеливо ждали, что районная управа одумается и вернёт всё на место — людям обещание зарплаты, колхозу обещание работы. Годы шли, а райцентр как в дыру ухнул.
Лишь в прошлом, в девяносто седьмом, году объявился в Косой некий мелкотравчатый начальник. Вертлявый такой, с рыбьей чешуёй в глазах. Объявил, что на Большой земле пришёл конец Советской власти, и всем теперь свобода! В смысле, свободны… Нет дураков за работу платить! Демократия вокруг и полная… Слово такое ввернул, мужики приняли за новые матюги.
— От ёлки, — задушевно почесал плешь Макар Зосимович. — И что теперь вместо? Неужели царя вернут?
— Бери выше!
Собрав пожертвования и пообещав построить в Косой междугородный деловой центр с магазином, начальник свалил с деньгами в туман. Кто есть выше царя, Макар Зосимович узнать так и не успел, а спросить больше не у кого. Разве у деда Игната, да вот беда — тот соврёт, не дорого возьмёт. Коломийцева как заклинило на событиях первой германской, когда армия Брусилова прорывалась сквозь болота Пруссии, до сих пор не отпустило. Да и самым умным в Косой считался именно Макар Зосимович, потому что была у него непростая, можно сказать — выдающаяся, для этих мест биография.
Но, коль скоро речь зашла именно о космосе, придётся всё рассказать по порядку, не упуская существенных деталей.
Итак, судьба Макара Зосимовича Ширяева — удивительна! Он не был коренным косочанином! Коренных в Косой всего двое — дед Игнат и водовоз Жильбельдиев. После восьмилетки пошёл Макар Зосимович в «профтех», откуда и вылетел с треском за неуспеваемость. Оттуда прямая дорога в «Земдренажработу», единственное заведение в Угрееве, где водились интеллигенты в шляпах. Там и набрался Макар Зосимович ума-разума. Женился, развёлся, опять женился, сбежал от алиментов, был пойман и возвращён на законное место судебным исполнителем. На втором году реформ, когда цены начали скакать, как блохи, Ширяева откомандировали в Косую с важным заданием — проверить состояние каналов и осушительных колодцев системы ирригации.
Наивный Макар Зосимович и не подозревал, что никаких каналов ирригации в Косой никогда не имелось! Комедию придумал начальник, чтобы раскидать по весям безмерно раздутые штаты и присвоить пару-тройку свободных зарплат.
— Где тут каналы? — сходу бухнул Макар Зосимович тётке Матрёне, божьему одуванчику на завалинке.
— Свят, — шарахнулась от него Матрёна.
— Понятно, — почесал лоб Макар Зосимович. — Ладно, прокукуем как-нибудь до пятницы.
Когда и через три недели никто из райцентра не приехал, он насторожился. Сначала даже испугался, чудак. Стал писать письма и бросать в почтовый ящик на околице. На ящике было нацарапано неприличное слово и отсутствовало дно, письма проходили сквозняком и падали в грязь, где их растаскивали собаки и вороны. За околицей, насколько хватало глаз, простиралась дикая, непуганая Россия, тянувшаяся, по признанию счетовода, аж до самого Парижа!
Так гражданин Ширяев стал аборигеном. С годами свыкся, обзаведясь хозяйством и сожительницей. Брошенных дворов — навалом. Стал жить-поживать и внезапно открыл новый вид философии — непротивление желаниям. Например, хотел Макар Зосимович спать — спал, хотел работать — спал, хотел есть — опять спал. Потому, как я уже говорил, с работой и общим продуктовым набором в Косой не ахти.
Долгими вечерами с тоской глядел он на заходящее солнце, красным блином плывшее над мегаполисом Угреево, где текла бурная и интересная, но, ёлки-палки, такая недоступная жизнь.
На четвёртый год необычной командировки Макар Зосимович затосковал. Да так, что бросил пить на четыре дня! По дню за каждый пропавший год жизни. Все тогда сильно удивились и зауважали философа ещё больше. До сего беспримерного героизма в деревне установили всего один неофициальный рекорд воздержания от спиртного — два дня. Результат не засчитали местные бабы, рекордсмен воздерживался не по доброй воле, а исключительно силой случая. Водовоз Жильбельдиев полез за хомутом на чердак и застрял в слуховом оконце. Пык-мык… Ни назад, ни вперёд. Так что, пока мужики не распилили раму, водовоза пришлось кормить с ложечки, по приставной лесенке, невзирая на мольбы.
