Пол Келвер - [33]

Бедняга! Он и не подозревал, что и сам он, и вся его обстановка — сплошная видимость. Нет на стенах никаких раскрашенных лубков, изображающих лошадей, застывших в деревянных позах, жеманных танцовщиц и бравых генералов, а есть одни лишь обои мягких сиреневых и темно-зеленых тонов. А за письменным столом у окна сидит матушка, и ее непослушные волосы то и дело падают на спокойное лицо.

Глава VI

О тени, что пролегла между человеком в сером и женщиной с влюбленными глазами.

Да не говорила я ей ничего такого, — сказала матушка. — Не на что было ей обижаться. Испугалась и удрала — вот и все. — Ладно, допустим. Но ведь ни с того ни с сего пугаться никто не станет, — помолчав, заметил отец. Он переливал вино из бутылки в графин.

— Она испугалась нового для нее дела, — ответила матушка. — Она никогда не прислуживала гостям. Вчера она прорыдала весь вечер — так ей было страшно.

— Так как же нам быть? — сказал отец. — Гости явятся через час.

— Придется самой надевать фартук и подавать на стол, — сказала матушка. — Иначе они останутся без обеда.

— Это не выход, — сказал отец. — А где она живет?

— В Илфорде, — ответила матушка.

— Сделаем вид, что мы хотели всех разыграть, — предложил отец.

Матушка рухнула в кресло и зарыдала. Что ей пришлось пережить за эту неделю, не поддается описанию. Званый обед — настоящий обед, когда на закуску подают анчоусы, а на десерт мороженое (причем надо следить, чтобы мороженое, попав из ледника кондитера в чуждую кухонную среду, не превратилось в сладенькое молочко) — был событием из ряда вон выходящим, ничего подобного я не мог припомнить. Первым делом навощили полы во всех комнатах и переставили мебель; затем накупили прорву безделушек. Когда в доме правит Потребность, нужды в них никто не испытывает, но стоит лишь Бахвальству просунуть нос в дверь, как выясняется, что без них не обойтись. Затем вся кухонная утварь — этакий профсоюз работников духовки, подстрекаемый старым бездельником-кипятильником, — воспользовавшись удобным случаем, объявила забастовку, требуя улучшения условий труда, так что пришлось вызывать мастера. На полке пылилась без дела толстенная поваренная книга — пробил и ее час. Стали выискивать рецепты кушаний с интригующими названиями, спорили, ругались, ставили опыты. Если вкус блюда не оправдывал своего громкого имени, его, тяжко вздыхая, выбрасывали; те же блюда, что оказывались более или менее съедобными, отмечались в книге галочкой. Подсчитывали расходы, ужасались итоговым суммам. Изыскивали средства, пускались на всякие увертки, чтобы уложиться в смету, и в конце концов все необходимое было закуплено.

И вот, когда настает мгновение славы и уже готов список представленных к награде, — такая подлая измена! В кухне в кастрюльках и горшочках томятся лакомые блюда, на тарелках разложены аппетитные закуски. В гостиной стоит стол, сияя белоснежной скатертью и матово поблескивая серебряными, приборами. Но коммуникации между кухней и гостиной прерваны — обеспечивающая переправу часть позорно дезертировала и в панике бежит в Илфорд. Так что матушке было от чего зарыдать.

— Может, попробуем нанять лакея? — предложил отец.

— Да где ты его найдешь, в воскресенье-то? — простонала матушка. — Всю неделю мы репетировали, и у нее стало неплохо получаться.

— Накроем на кухне, и дело с концом. Нечего тут нюни разводить, — предложила тетка, складывая салфетки. Она как-то по-хитрому их перегибала, и выходили из салфеток кораблики.

Каким бы диким ни казалось ее предложение, но иного выхода не было.

Кто-то тихонько постучал в дверь.

— Нет-нет, — в панике заметался отец, не попадая в рукава сюртука. — Гостям еще рано!

— Это, должно быть, Барбара, — успокоила его матушка. — Она обещала зайти помочь мне переодеться к обеду. Впрочем, зачем переодеваться, если обеда не будет? — Ни во что хорошее матушка не верила.

Не успела она произнести эти слова, как в комнату ворвалась Барбара. Я знал, что это стучалась Барбара. В те годы я ощущал ее приближение за десятки ярдов.

Она нас всех расцеловала. Ее движения были столь порывисты, что казалось, будто она чмокнула в щечку всех одновременно. Она сразу поняла, что что-то неладно.

— Обеда не будет, — хихикнул отец. — Мы решили прикинуться дурачками: ждали, дескать, вас вчера. Так что извините, гости дорогие. То-то рожи они скорчат!

— Ну что ты, обед будет, да еще какой! — улыбнулась матушка. — Накроем на кухне. Обед-то готов, да вот подавать его некому. — И она объяснила, что стряслось.

Барбара обмерла; ее нежное личико мгновенно помрачнело, но не надолго. Она сверкнула глазами и сказала:

— Ничего страшного, я кое-что придумала. Будет вам прислуга.

— Милочка моя, ведь ты же здесь никого не знаешь, — завела свою песню матушка. Но Барбара уже открыла дверь. Через секунду ее и след простыл.

Барбара ушла, и вновь все помрачнели.

— Что за скотский район, — сказал отец. — Одна гостиница на всю округу.

— Развлекай гостей как знаешь, Льюк, — сказала матушка, — А я пойду наложу на себя руки.

— Не болтай ерунды, Мэгги! — вскричал отец, выходя из себя. — Пусть на стол подает кухарка, если уж на то пошло.