Покушение на шедевр - [90]

Представив себе, как его возлюбленная флиртует с охранниками, Орландо Блейн невольно вздрогнул.

— Нечего обижаться, Орландо. Если мы хотим отсюда выбраться, без этого не обойтись.

— Ладно. Только не слишком увлекайся, пожалуйста.

Имоджин была настроена решительно.

— Самое главное, Орландо, — похоже, она взяла контроль над ситуацией в свои руки, — это не опоздать с выполнением заказа. Поэтому я сяду в другом конце, чтобы не путаться у тебя под ногами и не мешать работать.

Орландо улыбнулся.

— Как ты относишься к тому, чтобы время от времени обмениваться со мной словечком-другим — просто чтобы я знал, какая погода на другом конце комнаты, ну и вообще?

Имоджин рассмеялась. Потом объявила, что пойдет прогуляться, пока Орландо занят своим делом.

— Кого ты подделываешь сейчас? — спросила она перед уходом. — Хотелось бы знать.

Орландо объяснил, что воссоздает пропавшую картину кисти Джованни Беллини. Когда-то она украшала стены одной церкви в Венеции, но потом здание сгорело. Все считали, что изображение Христа с несколькими святыми погибло в огне. Однако в ближайшее время картина должна была снова возникнуть из небытия, якобы вывезенная из Венеции неведомыми спасителями. Утраченный шедевр возвращается к жизни, и место его второго рождения — Большая галерея Орландо Блейна.

— Эти люди — умелые мошенники, — сказал Орландо. — Картина, которая существовала взаправду, имеет гораздо больше шансов сойти за подлинную, чем та, что взялась невесть откуда. Ведь у нее уже есть своя история.

Когда Имоджин вышла из парадной двери — рыжеволосый охранник почтительно держался в нескольких шагах позади нее, — оказалось, что вчерашний ураганный ветер стих. Зато упорный дождь и не думал прекращаться. Над полем летела стайка потрепанных ворон. Имоджин свернула на дорожку, ведущую к главной аллее. Интересно, подумала она, как далеко мне позволят зайти? Справа от нее тянулись поля; за ними, в нескольких милях, темнел лес. Впереди, чуть поодаль от дорожки, стояла маленькая церквушка. Даже за сотню ярдов Имоджин видела дыры в крыше на тех местах, где черепицу сорвало ветром. Слева были конюшни из красного кирпича — там, должно быть, держали лошадей. Лошади. Удастся ли ей с Орландо незаметно выбраться из дома и ускакать отсюда? Спокойно, сказала она себе, спокойно. Пока мы даже не знаем, где находимся. Огромный особняк, построенный, наверное, еще в начале семнадцатого века, запущенные поля — это может быть где угодно. Она зашагала по той же аллее, по которой ее, скорее всего, и привели сюда накануне вечером. В десяти шагах за ней, как верный пес, трусил рыжеволосый охранник. Она миновала озерцо и еще одну кучку строений. По-видимому, в лучшие дни здесь была домашняя ферма. Дорога стала подниматься на небольшой холмик, и Имоджин подумала, не пора ли ей заговорить с охранником. Как его зовут? Откуда он родом? Нравится ли ему здесь? Она репетировала в уме фразы, с помощью которых надеялась завязать разговор, но потом решила с этим повременить. Успеется.

В шести сотнях ярдов от них, в небольшой рощице справа от аллеи, лежал человек с биноклем. Он так ловко выбрал пункт наблюдения, что его нельзя было заметить практически ни с какой стороны. Словно не веря своим глазам, человек подкручивал колесико бинокля. Нет, все правильно — это и впрямь женщина, молодая и очень красивая, если можно доверять этим немецким стеклам.

Рыжеволосого Джонни Фицджеральд видел и раньше. Он успел повидать всех охранников. Прошлым вечером он слышал, как к дому подкатил экипаж, однако разглядеть ничего не смог. Значит, эту незнакомку в нем и привезли, решил Джонни. Выходит, она пленница? И рыжеволосый ее сторожит? А если здесь устроили что-то вроде психиатрической лечебницы, и этот рыжий — санитар? Может, здесь держат какого-нибудь опасного сумасшедшего — например, эту девушку. Вдруг она буйнопомешанная?

Джонни Фицджеральд поселился в Кроумере, в гостинице на побережье — одной из тех немногих, которые не закрылись в межсезонье. Окна в общих комнатах выходили на серое море, на просторах которого изредка появлялись ловцы крабов и омаров. Скучные слуги подавали скучную еду в скучной столовой, где, кроме Фицджеральда, ужинала еще только одна супружеская пара. Эти супруги так надоели друг другу, что почти не разговаривали. Даже излюбленный «Бон», отличный напиток в более жизнерадостной обстановке, — и тот словно бы поскучнел. Вино казалось пресным на вкус, под стать Кроумеру и его пляжу.

Лежа в засаде, Фицджеральд продолжал наблюдать за тем, что происходит на аллее. Когда девушка очутилась примерно в трехстах ярдах от его укрытия, рыжеволосый нагнал ее. Они обменялись несколькими словами. Потом девушка повернула назад. Джонни не слышал, о чем они говорили. Он смотрел, как стройная фигурка медленно бредет обратно к дому, глубоко задумавшись — а может быть, просто не в себе. Сегодня вечером, сказал себе Фицджеральд, надо будет пробраться к другому концу дома. Пойти в лес, который подступает к нему вплотную, и проверить, насколько близко можно подкрасться к особняку сзади.

Позднее Имоджин думала, что легко могла бы пропустить его — серый камень, почти не заметный на фоне серой стены между домом и конюшнями. Когда она его заметила, ее сердце забилось сильнее, а в лицо бросилась кровь. Этот камень когда-то служил дорожной вехой — он был старый и потрескавшийся, но буквы на нем все еще просвечивали сквозь зеленый лишайник. Имоджин притворилась, что завязывает шнурок, и, наклонившись, попробовала прочесть надпись. Рыжеволосый отстал шагов на двадцать, но быстро приближался. Она отчаянно напряглась, вглядываясь в камень. Одна стрелка указывала в южном направлении. Норидж, двадцать миль, значилось рядом с ней. Другая была обращена острием на север, к лесам. Кроумер, три мили.