Покушение на шедевр - [43]

— Доброе утро, — жизнерадостно приветствовал Фицджеральд молодого человека за стойкой.

— Доброе утро, сэр, — откликнулся тот. — Чем могу быть вам полезен?

— Тут у меня Леонардо, — принялся объяснять Фицджеральд. — Он принадлежит моей тетке…

— Как ты думаешь, Люси, что она наденет? — спросил лорд Фрэнсис Пауэрскорт у своей жены.

— Удивительно слышать такой вопрос от мужчины, — ответила леди Люси.

— То есть она вряд ли придет в черном, правда? — продолжал Пауэрскорт. — А с другой стороны, ей будет не так уж уютно в розовом или в чем-нибудь вроде того, разве я не прав?

Леди Люси рассмеялась.

— Я уверена, что ты все угадаешь, если как следует подумаешь, Фрэнсис. Даже ты. Могу смело побиться с тобой об заклад, что она будет в сером. Скорее всего, в темно-сером. Печаль, но не то чтобы явный траур. Возможно, черная шляпка.

Миссис Розалинда Бакли необычайно быстро откликнулась на предложение Пауэрскорта посетить его на Маркем-сквер. Ее ждали уже через пять минут. Хозяин поинтересовался у леди Люси, не получится ли беседа более откровенной в присутствии другой женщины. Леди Люси некоторое время обдумывала этот вопрос.

— Может быть, женщине она рассказала бы о своей личной жизни больше, чем мужчине, если бы говорила с ней наедине. Да, наверняка. Но говорить одновременно с мужчиной и женщиной ей будет трудно. Думаю, в такой ситуации она не захочет откровенничать. Лучше побеседуй с ней сам, Фрэнсис. Желаю удачи!

Когда миссис Розалинду Бакли провели в столовую на втором этаже, Пауэрскорт увидел, что она и впрямь выбрала для визита темно-серое платье. У этой высокой, стройной женщины — должно быть, она на дюйм-другой выше покойного Кристофера Монтегю, подумал Пауэрскорт, — были курчавые русые волосы, полные губы и большие, очень грустные карие глаза. Она выглядела примерно лет на тридцать — точнее сказать было трудно. Пауэрскорт решил, что в нее легко влюбиться любому мужчине независимо от его возраста.

— Миссис Бакли, — произнес он, поднявшись с кресла и при этом уронив на пол «Таймс», — как любезно с вашей стороны, что вы пришли. Садитесь, пожалуйста. — Он показал ей на кресло напротив своего собственного. Она начала снимать перчатки. Перчатки, заметил Пауэрскорт, были черные.

— Лорд Пауэрскорт, — сказала она, тщетно пытаясь выдавить из себя улыбку, — это самое малое, что я могу сделать ради погибшего мистера Монтегю. Прошу вас, задавайте любые вопросы, какие сочтете нужными. Я постараюсь вытерпеть все.

Боже мой, мелькнуло в голове у Пауэрскорта, надеюсь, она не собирается расплакаться прямо сейчас? Плачущие женщины всегда выбивали его из равновесия.

— Пожалуй, я начну с самого простого вопроса, миссис Бакли, — сказал он. — Сколько времени продолжалась ваша дружба с мистером Монтегю?

Оба они понимали, что означает слово «дружба».

— Около полутора лет, — ответила она.

— Правда? Так долго? — спросил Пауэрскорт. — А как вы познакомились, не расскажете?

— Мы встретились на предварительном просмотре выставки испанских картин на Олд-Бонд-стрит. Я пришла туда с одной из своих сестер. Кристофер, то есть мистер Монтегю, был просто заворожен этими картинами.

— Вы знали о статье, над которой он работал перед смертью? — спросил Пауэрскорт.

— Да, знала, — с гордостью ответила миссис Бакли. — У меня был ключ к его квартире на Бромптон-сквер. По вечерам, после наступления темноты, я часто навещала там Кристофера.

Пауэрскорт живо представил себе, как она, стараясь держаться подальше от света фонарей, спешит мимо Бромптонской молельни к укромному убежищу своего любовника.

— Помните ли вы, о чем там говорилось? — спросил Пауэрскорт. — Извините, если мои вопросы причиняют вам боль.

Миссис Бакли пристально поглядела на Пауэрскорта.

— Я не помню доказательств, — начала она. — Там было много ужасно ученых ссылок на труды итальянских и немецких профессоров. Но суть сводилась к тому, что большинство картин из Галереи Декурси и Пайпера, с выставки, посвященной венецианской живописи, не являются подлинными. Некоторые из них представляют собой старинные копии, а некоторые — недавние подделки.

Пауэрскорт читал первую книгу Кристофера Монтегю об истоках Возрождения. Вдруг его осенила блестящая догадка — ибо рассуждения Монтегю об итальянских картинах яснее ясного говорили о том, что автор влюблен в Италию, в ее искусство, свет, природу, города, в ее национальную кухню и даже в ее вина.

— Вам наверняка известно, что примерно за полгода до гибели мистер Монтегю унаследовал очень крупную сумму денег, — спокойно произнес он. — А знаете ли вы, как он собирался ее использовать?

Наступила долгая пауза. Пауэрскорт заметил, что руки миссис Розалинды Бакли крепко стиснули подлокотники кресла, в котором она сидела. В тишине слышалось отчетливое тиканье часов, доставшихся леди Люси от деда. Вдалеке раздался плач — похоже, кто-то из детей свалился с лестницы.

— Знаю, — обронила она. И вновь замолчала. Пауэрскорт ждал. Плач вдали постепенно сошел на нет: видимо, ушибленного ребенка отнесли в детскую на верхнем этаже. А Пауэрскорт все еще ждал. Потом его терпение кончилось.

— Позвольте мне помочь вам, миссис Бакли, — заговорил он, глядя прямо в ее большие карие глаза. — Пожалуйста, поправьте меня, если я ошибусь. Я думаю, мистер Монтегю собирался купить дом или виллу в Италии. Возможно, он уже купил ее. Где-нибудь в Тоскане — это, наверное, были его любимые края. Он замечательно писал о Тоскане и особенно о Флоренции. Может быть, где-нибудь между Флоренцией и Сиеной?