Покушение на миражи - [36]

Машина выбрала наиболее вероятного. И мы без лишних эмоций приняли его и вплотную занялись Павлом.

Глава третья

1

Последователи, как правило, разительно не похожи на зачинателей. Павел громко славит Христа и постоянно противоречит ему.

Христос не ценит достоинство ума в человеке, напротив, считает — «блаженны нищие духом», им, бездуховным, легче уверовать в бога, а потому умиленно увещевает: «Будте как дети», Неистовый глашатай Христа Павел взывает к иному: «Братия! Не будте дети умом: на злое будте младенцы, а по уму будте совершеннолетни». Он убежден, что божеское постигается, «соображая духовное с духовным». Соображая! Не бездумная доверчивость, а наличие ума вот достоинство человека, по Павлу.

Христос беспечно наставляет: «Посмотрите на полевые лилии, как они растут: не трудятся, не прядут… Итак, не заботьтесь и не говорите: «что нам есть?» или: «что пить?» или: «во что одеться?»… Ищите прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам». А Павел и помыслить не может, что «все приложится» само собой, он настойчиво призывает трудиться, именно ему приписываются знаменитые слова: кто не трудится, тот не ест! И он, Павел, уже озабочен распределением продуктов труда. «Ибо в Моисеевом законе написано, — напоминает он, — «не заграждай рта у вола молотящего». О волах ли печется Бог? Или, конечно, для нас говорится? Так для нас это написано; ибо кто пашет, должен пахать с надеждою, и кто молотит, должен молотить с надеждою получить ожидаемое».

Христа в веках умиленно почитали спасителем всего человечества, а он был из иудейских пророков, для кого евреи — дети, все остальные псы… И только Павел дерзко ломает тесные национальные рамки, вызывающе бросает миру: «Я должен эллинам и варварам, мудрецам и невеждам… Неужели Бог есть Бог иудеев только, а не язычников? Конечно, и язычников». Пожалуй, его можно считать первым интернационалистом в мировой истории.

Наконец, и в самом главном, в основе основ учения — в любви к ближнему, — Павел вовсе не такой уж покорный последователь Христа. Он не повторяет безрассудного: «Любите врагов ваших». «Если враг твой голоден, говорит он, — накорми его; если жаждет, напои его: ибо, делая сие, ты соберешь ему на голову горящие уголья». От «люби врага» такая позиция — «горящие уголья на голову» — далека, враг для Павла остается врагом.

Как любить и что, собственно, такое любовь? — для Христа нелепа сама постановка вопроса. Просто люби и не рассуждай лишку, так указано господом богом.

Для Павла же любовь здраво осознанная — необходимость, нуждающаяся в точно объяснении. И он объясняет: «Ибо заповеди: «не прелюбодействуй», «не убий», «не кради», «не лжесвидетельствуй», «не пожелай чужого» и все другие заключаются в сем слове: «люби ближнего твоего, как самого себя»…»

Выходит, что любовь не божественное наитие, а всего-навсего исполнение моральных законов.

Пожар христианства уже вспыхнул, а этот недюжинный человек еще не успел сформироваться. И пламя было слишком велико, слишком много людей уже грелось возле него, бессмысленно разжигать рядом новый костер, пришлось стать раздувающим. Павел раздувал, но при этом подкидывал свои дрова.

В нашей модели Христа нет, Павлу предоставлена самостоятельность. Можно ли сомневаться, что павлианство окажется столь же отличающимся от привычного христианства, как сам Павел отличен от Иисуса Христа? Говоря словами Миши Дедушки, «это вам не бабочка Брэдбери».

Какие сюрпризы ждут нас?..

2

Но у дерзновенного Павла был враг, с каким часто сталкиваются недюжинные люди, — он сам! Павел отрицал Павла, да так, что вызывал полное недоумение — изумляться ему или негодовать, оправдывать его или отвергать?

Возникло даже сомнение: а существовала ли эта историческая фигура, не перепутались ли под одним именем в течение веков противоречащие друг другу взгляды и мнения?

Для того чтоб как-то выяснить, мы решили устроить судилище.

Прокурорские обязанности взял на себя Толя Зыбков. Адвокатом мог стать каждый…

Мы, как истые террористы, хранили в тайне свой заговор. Мне не нужно было предупреждать своих флибустьеров о молчании, каждый понимал, что если наша затея вырвется наружу, сразу обрушатся досадные осложнения: полезут любопытные, пойдут досужие разговоры, и я окажусь в двусмысленном положении — почтенный физик-теоретик стал подозрительным теологом! Помимо нас о криминальной вылазке в глубину истории знали лишь в вычислительном центре те самые доброжелательные жрецы и пифии, которые обкатывали на нашей программе своего нового электронного оракула. Но они-то никак не были связаны с нашим окружением, с их стороны разоблачение не грозило.

И все-таки к нам проник один посторонний, виной тому стал Миша Дедушка.

Перед началом назначенного судилища он явился ко мне горделивый до заносчивости, отутюженный до умопомрачения — белоснежные полоски манжет из рукавов, бордовый с прожилками галстук, значок мастера спорта на лацкане, цветной кончик платочка из нагрудного кармашка и обихоженная борода, распространяющая благоухание, и петушиная осаночка.

— Георгий Петрович, хочу представить… — Обернувшись к распахнутой двери, провозгласил: — Прошу, Настя!..