Покушение - [116]

— Мне ничего не известно, — беспомощно промолвил Константин фон Бракведе и почти в отчаянии поднял руки: — Не знаю даже, что и думать!

Штурмбанфюрер вздохнул с облегчением:

— Лучше, если вы сейчас вообще ни о чем не будете думать. Ждите развития событий. Это вы можете делать со спокойной совестью, ибо вовремя передали группе Герберта мои приказы и советы, что является немалой заслугой.

— Что же случилось на самом деле? Какое отношение это имеет ко мне? И почему вы так упорно ищете моего брата?

— Дорогой, вы снова начинаете рассуждать. Не забивайте себе голову ненужными мыслями. Просто капитан и я должны провернуть еще одно очень важное дельце. Но где же он?

— Я действительно не могу сказать вам этого, однако полагаю, что он скоро вернется.

— Когда вы видели его в последний раз?

— Примерно полчаса назад.

— В таком случае он должен находиться где-то поблизости, — с облегчением констатировал Майер.

Константин кивнул:

— Я тоже так думаю. Но он очень торопился и говорил со мной недолго, а из того, что он сказал, я почти ничего не понял. Потом он взял портфель и исчез.

— Какой портфель? — встрепенулся штурмбанфюрер.

— Он передал его мне вчера, точнее, позавчера вечером.

— А что лежало в том портфеле?

— Уйма документов. Между прочим, этот портфель был при мне, когда мы с вами несколько часов назад ехали на Бендлерштрассе. Вы еще мне подали его, когда я вылезал из машины.

Штурмбанфюрер широко разинул рот от удивления и уставился на лейтенанта, наконец он с трудом проговорил:

— Надо как можно скорее уладить это дело, если мы, все трое, не хотим погибнуть.

Около часа ночи фюрер Адольф Гитлер, он же рейхсканцлер, он же верховный главнокомандующий вермахта, выступил по радио. Казалось, он с трудом владеет собой, настолько хрипло звучал его голос, а временами в его речи проскальзывало какое-то завывание.

В своей речи фюрер сказал:

— Немецкие граждане и гражданки!.. Если я сегодня обращаюсь к вам, то делаю это по двум причинам: во-первых, чтобы вы услышали мой голос и убедились, что я цел и невредим, а во-вторых, чтобы вы узнали подробности о преступлении, которому нет равного в истории Германии…

Труп полковника фон Штауффенберга сбросили в яму, словно мешок с углем.

Бывший командующий армией резерва генерал-полковник Фромм посетил рейхсминистра Геббельса и радостно приветствовал его:

— Хайль Гитлер!

В Париже Штюльпнагель принял решение капитулировать.

В Берлине капитан фон Бракведе, с портфелем под мышкой, скрываясь в тени домов, пробирался на север, в направлении улицы Шиффердамм…

Фюрер тем временем продолжал:

— …Мизерная кучка тщеславных, бессовестных и вместе с тем преступных, глупых офицеров организовала заговор, чтобы устранить меня…

Труп генерал-полковника Бека кинули на труп полковника фон Штауффенберга.

Обер-лейтенант Герберт многозначительно взглянул на свою невесту и откупорил новую бутылку, чтобы выпить за окончательную победу.

Генерал-фельдмаршал фон Клюге презрительно посмотрел на радиоприемник, изрыгающий проклятия заговорщикам, и ему показалось, что он, словно в зеркале, увидел оратора…

Фюрер не унимался:

— …Мизерная кучка преступных элементов пыталась, как в тысяча девятьсот восемнадцатом году, нанести кинжалом удар в спину… Теперь они будут беспощадно истреблены…

Графиня Элизабет Ольденбург-Квентин лежала на кровати, слушала речь фюрера и плакала, а двумя этажами ниже радостно бесновался шарфюрер Йодлер:

— Теперь мы уничтожим всех этих свиней!

На кладбище у кирки святого Матфея последним сбросили в могилу труп обер-лейтенанта фон Хефтена.

Рейхсминистр Геббельс, выслушав бывшего командующего армией резерва Фромма, язвительно заметил:

— Вы, кажется, чересчур спешили упрятать в землю нежелательных свидетелей!..

Фюрер заканчивал выступление:

— …Недопустимо, когда на фронте сотни тысяч, миллионы честных людей отдают свои жизни, а здесь, в тылу, небольшая кучка преступных, тщеславных, жалких тварей непрерывно пытается сорвать их усилия… На сей раз мы рассчитаемся с ними так, как подобает национал-социалистам…

— Благослови господь нашего любимого фюрера! — преданно шептала фрау Брайтштрассер, оставив свой наблюдательный пост на несколько минут, а как раз в это время по лестнице торопливо поднимался капитан фон Бракведе.

Штурмбанфюрер Майер передавал по телефону распоряжение на Принц-Альбрехт-штрассе:

— Освободить столько камер, сколько возможно.

И вскоре Фогльброннер получил особое задание…

Улицы Берлина были пустынны. Уставшие за день жители спали тревожным сном, бомбардировщики союзников в эту ночь — благодарение богу! — не прилетали.

Ефрейтор Леман, по прозвищу Гном, предстал перед своими единомышленниками:

— А вот и я! Пришел опять малевать лозунги на благо Германии. Сегодня, например, необходимо написать: «Соотечественники, не давайте себя дурачить!» Кроме того, мы получили пополнение. Этого человека даже я с большим почтением величаю графом…

После выступления фюрера прозвучал бравурный марш, а затем раздался нарочито энергичный голос рейхсмаршала Геринга:

— Невероятно подлое покушение на убийство, которое предпринял полковник фон Штауффенберг…

Труп полковника фон Штауффенберга засыпали землей.