Покрашенный дом - [105]

Мы въехали в Блэк-Оук вслед за еще одним прицепом и последовали за ним к джину. Когда мы остановились, я слез на землю, но остался рядом с Паппи. Несколько фермеров сидели, сгорбившись, прямо возле офиса джина и между ними разгорался какой-то серьезный спор. Мы подошли поближе и стали слушать.

Новости были тревожные, даже угрожающие. Прошлой ночью на округ Клэй, к северу от нас, обрушились мощные дожди. В некоторых местах, по сообщениям, за шесть часов выпало шесть дюймов осадков. Округ Клэй располагался выше по течению Сент-Франсис-Ривер. Все ручьи и речки там вздулись и несли в реку огромные массы воды.

Вода в реке поднималась.

Обсуждался вопрос, затронет ли это нас. Меньшинство считало, что грозы мало повлияют на уровень воды в реке возле Блэк-Оука. Мы были слишком далеко от Клэя, и, если дождей больше не будет, небольшой подъем воды не будет грозить наводнением. Но большинство придерживалось более пессимистического мнения, а поскольку большинство из них в любом случае были профессиональными нытиками и вечно беспокоились по любому поводу, новости эти они восприняли с большой тревогой.

Один из фермеров сообщил, что в его ежегоднике предсказывались сильные дожди в середине октября.

Другой заявил, что его кузена в Оклахоме уже затопило, а поскольку все перемены погоды приходят к нам с запада, он считал, что это явный признак того, что дожди неизбежны.

Паппи промямлил что-то насчет того, что дожди из Оклахомы приходят быстрее, чем новостные сообщения.

Споров было много, мнений высказано еще больше, и общий их тон был весьма мрачный. Нас уже столько раз било разными погодными явлениями, или колебаниями рынка, или ценами на семена и удобрения, что мы всегда ждали худшего.

— У нас уже двадцать лет не было наводнений в октябре, — заявил мистер Ред Флетчер, и это дало старт жарким обсуждениям истории осенних наводнений. Было высказано так много самых разных версий и воспоминаний, что в итоге все безнадежно запутались.

Паппи не принимал участия в общей дискуссии, и через полчаса, вдоволь наслушавшись, мы пошли назад к джину. Он отцепил прицеп, и мы поехали домой, конечно же, в полном молчании. Я пару раз бросал на него взгляд, и всякий раз оказывалось, что он такой, каким я и ожидал его увидеть, — молчаливый, мрачный, обеспокоенный. Рулит себе, обеими руками крутя баранку, лоб наморщен, все мысли только о приближающемся наводнении.

У моста мы остановились, пробрались через полосу грязи на берегу и подошли к самой воде. Паппи с минуту изучал реку, как будто мог отследить подъем воды. Я опасался, что тело Хэнка может вдруг всплыть прямо рядом с нами. Паппи, не говоря ни слова, выбрал из плавника палку диаметром около дюйма и фута три длиной. Отломил от нее кусок и камнем забил его в песчаную косу, где вода была глубиной два дюйма. Потом сделал на нем зарубку своим карманным ножом, отметив уровень воды. «Утром проверим», — сказал он. Это были его первые слова за все это долгое время.

Несколько минут мы смотрели на этот указатель уровня, оба уверенные, что скоро увидим подъем воды. Когда этого не произошло, мы вернулись к пикапу.

Река пугала меня, и не только из-за возможного наводнения. В ней где-то плавал Хэнк, зарезанный, мертвый, распухший от речной воды; его в любой момент могло вынести на берег, где его кто-нибудь найдет. И у нас тут будет еще одно настоящее убийство, не просто смерть в драке, как было с Джерри Сиско, а настоящее умышленное убийство.

Дожди помогут избавиться от Ковбоя. И еще дожди поднимут воду в реке, и она потечет быстрее. Хэнка, вернее, то, что от него осталось, унесет вниз по течению, в другой округ, даже, может быть, в другой штат, где его однажды кто-нибудь найдет и не будет иметь ни малейшего понятия, кто это такой.

Прежде чем заснуть в тот вечер, я молился о дожде. Очень усердно молился, как никогда. Просил Господа ниспослать нам самый сильный дождь, какой только мог случиться со времен Ноя.

* * *

Утром в субботу, когда мы еще завтракали, Паппи вломился в кухню с задней веранды. Одного взгляда на его лицо было достаточно, чтобы все понять. «Вода в реке поднялась на четыре дюйма, Люк, — сообщил он мне, усаживаясь на свое место и принимаясь за еду. — А на западе молнии сверкают».

Отец нахмурился, но продолжал жевать. Когда разговор заходил о погоде, он всегда впадал в пессимизм. Если погода стояла хорошая, по его мнению, это был только вопрос времени, когда она переменится на плохую. А если плохая, то это было как раз то, чего он уже давно ожидал. Бабка восприняла новость спокойно, не изменив выражения на лице. Ее младший сын сражался в Корее, и это было для нее более важно, чем грядущий дождь. Она всю жизнь прожила на ферме и прекрасно понимала, что бывают хорошие годы, а бывают и плохие, но жизнь все равно продолжается. Господь дал нам жизнь и здоровье, ниспослал нам достаточно пищи, а это гораздо больше, чем могут похвастаться многие другие. Кроме того, Бабке вечно не хватало терпения выслушивать все эти сетования на погоду. «Все равно ничего тут не изменишь», — всегда говорила она в таких случаях.

Мама не улыбалась и не хмурилась, у нее на лице было странное выражение полной удовлетворенности. Она была твердо намерена не гробить свою жизнь, обеспечивая себе жалкое существование за счет земли. И еще более твердо она была намерена обеспечить, чтобы я не стал фермером. На ферме она все равно не останется — еще один плохой урожай, и мы тут же уедем отсюда.