Покойный господин Галле - [16]

— Значит, вот так он был одет, — заключил Мегрэ вполголоса.

Он взглянул на фотографию, присланную отделом идентификации, осмотрел свое творение и добавил к этому бесплотному манекену высокий целлулоидный пристежной воротничок и черный атласный галстук.

— Итак, в субботу он ужинал в восемь. Ел мучное, потому что соблюдал диету. Затем по обыкновению просмотрел газеты и пил минеральную воду. В начале одиннадцатого вошел в эту комнату, пиджак снял, а пристежной воротничок и туфли оставил.

В действительности, Мегрэ говорил не столько для жандарма, который прилежно слушал, считая своим долгом одобрительно кивать головой после каждой фразы, сколько для самого себя.

— Где же в тот момент был нож? Нож с лезвием на пружине, но карманной модели — такой многие носят. Постойте-ка…

Он закрыл лезвие ножа, лежавшего на столе рядом с другими вещественными доказательствами, и сунул нож в левый карман черных брюк.

— Нет, так оттопыривается.

Он переложил нож в правый карман и остался доволен.

— Вот так. Нож лежал у него в кармане. Он еще был жив. А между одиннадцатью и половиной первого, по заключению врача, господин Галле уже умер. Туфли его испачканы известкой и мелким песком. А напротив окна, на стене поместья Тибюрса де Сент-Илэра я обнаружил следы, оставленные примерно такими же туфлями. Неужели он снял пиджак для того, чтобы взобраться на стену? Не следует забывать — он ведь из породы людей, которые даже дома не чувствуют себя свободно.

Мегрэ все время находился в движении, обрывал фразы на полуслове, даже не глядел на своего молчаливого слушателя, застывшего на стуле.

— В камине, откуда на лето убрали решетку, я нашел кусочек сожженной бумаги. Повторим действия, которые он должен был совершить: снял пиджак, сжег бумаги, разбросал пепел с помощью подсвечника (на меди обнаружены следы сажи), вылез через окно, взобрался на стену напротив и вернулся обратно тем же путем. Наконец, достал из кармана нож и открыл его. Это не так уж много, но если знать, в какой последовательности были совершены эти действия… Между одиннадцатью и половиной первого ночи он снова был здесь. Окно открыто, и он получает пулю в голову. На этот счет нет никаких сомнений. Сначала выстрел, потом удар ножом. Стреляли с улицы. Тогда Галле хватает нож. Он не пытается выйти, а это означает, что убийца вошел в комнату. Более того, у Галле снесена часть лица. Из раны хлещет кровь, а около окна нет ни капли крови. Это говорит о том, что, будучи раненным, он двигался лишь в радиусе двух метров. «Большой кровоподтек на левом запястье», — пишет врач, производивший вскрытие. Следовательно, Галле держал нож в левой руке, и его схватили за руку, чтобы повернуть его же оружие против него самого. Лезвие задело сердце, и он падает замертво. Галле роняет нож, но убийца не беспокоится на этот счет, зная, что на нем остались только отпечатки пальцев жертвы. Бумажник остался в кармане Галле, ничего не украдено. Тем не менее отдел идентификации утверждает, что на чемодане обнаружены микроскопические кусочки резины, словно кто-то трогал его руками в резиновых перчатках.

— Любопытно, любопытно, — вежливо восхитился жандарм, который не смог бы повторить и четверти того, что услышал.

— Самое интересное, что кроме следов резины обнаружены еще следы ржавчины…

— Может быть, револьвер был ржавый?

Мегрэ замолчал, встал у окна. Его фигура выделялась на фоне яркого прямоугольника. Без пиджака, в рубашке с закатанными рукавами, он казался огромным. Над его головой вился голубоватый дымок трубки.

Жандарм послушно сидел в своем углу, не решаясь пошевелиться.

— Вы не зайдете взглянуть на моих бродяг? — робко спросил он.

— Они все еще там? Отпустите их!

И Мегрэ вернулся к столу, взъерошил себе волосы, переложил розовую папку, поправил фотографии и перевел взгляд на собеседника.

— У вас есть велосипед? Не проедетесь ли до вокзала узнать, в котором часу в субботу сел на парижский поезд Анри Галле — молодой человек двадцати пяти лет, высокий, худой, бледный, одетый в темное, в очках в черепаховой оправе? Да, кстати, вы ничего не слышали о некоем господине Жакобе?

— Только то, что в Библии[1], — отважился сострить жандарм.

Одежда Эмиля Галле по-прежнему была разложена на полу, напоминая карикатуру на труп. Когда жандарм уже направлялся к двери, постучал и вошел Тардивон.

— К вам, комиссар. Дама по фамилии Бурсан хотела бы с вами поговорить.

Жандарм охотно остался бы, но комиссар не пригласил его. С удовлетворением осмотрев комнату, Мегрэ распорядился:

— Пусть войдет!

Он склонился над плоским манекеном, из которого словно выпустили воздух, подумал и вонзил нож на место сердца, потом, улыбнувшись, примял пальцем табак в трубке.

Элеонора Бурсан была одета в скромный светлый костюм, отнюдь ее не молодивший, и вместо своих тридцати выглядела на все тридцать пять.

На чулках у нее не было ни морщинки, туфли — безукоризненны, а белокурые волосы под светлой соломенной шляпой тщательно уложены. Туалет довершали перчатки.

Мегрэ отошел в темный угол, ему интересно было посмотреть, как она будет себя вести. Когда Тардивон ввел ее в комнату, она помедлила, словно удивленная контрастом между ярким светом, лившимся из окна, и полумраком, царившим в помещении.