Покойный был с причудами - [16]

— И испортить жизнь Генриху, который ни в чем перед ним не провинился?

— Ну, снявши голову, по волосам не плачут.

— Нет. — Леша покачал головой. — Не верится мне в самоубийство Мефодия. Ты вспомни, как он вел себя в пятницу.

— А как он себя вел? Сидел в углу, надувшись как мышь на крупу, смотрел на нас волком и помалкивал.

— Это сначала. А потом, когда напился, стал кричать, что все мы — нули без палочек и когда-нибудь еще будем ему завидовать.

— Ну, это чистой воды пьяный кураж. Мефодий давно грозился родить свои гениальные программы, огрести миллионы и заткнуть за пояс Билла Гейтса. Возможно, до него наконец-то дошло, что, упулившись в телевизор и играя в игрушки, мировой славы не стяжать. Тут-то он и понял, что ничего, кроме воздушных замков, создать не в состоянии.

Леша вытянул губы в трубочку, повращал глазами и снова покачал головой.

— Мефодий никогда не мог оценить себя трезво. У тебя не появлялось ощущения, что он остановился в развитии на уровне пяти лет?

— Появлялось, и не раз. Страшный эгоцентрик, по-детски доверчив, обидчив и несамостоятелен — чем не портрет пятилетнего чада? Ну и что с того?

— Обидчивость и доверчивость — это не главное. Мефодий, как ребенок, жил в наполовину придуманном мире и там же укрывался от всех неприятностей. Такие типы к суициду не склонны.

Лешины утверждения всегда верны — это аксиома, проверенная практикой. Его домыслы, предположения, догадки и умозаключения могут быть ошибочными или даже смехотворными, но утверждения — никогда. Я немедленно отмела в сторону предположение о самоубийстве и переключилась на вторую, еще более неприятную версию. Леша, видя мою задумчивость, с разговорами ко мне не приставал, благодаря чему я получила возможность предаваться размышлениям всю дорогу до дачи, не считая тех нескольких минут, когда мы остановились, чтобы заправить машину, купить продуктов и автомобильную эмаль.

Суть моих умственных упражнений была проста — перебрать в памяти гостей Генриха и найти самую подходящую кандидатуру на роль убийцы. Начала я с того, что отбросила себя, потом по некотором размышлении — Лешу, Генриха, Марка и Прошку. Соображения, которыми я при этом руководствовалась, лежат на поверхности: во-первых, мои друзья не могут быть убийцами, во-вторых, ни один из них никогда не стал бы убивать в квартире Генриха. Возможно, на чей-то взгляд, эти доводы звучат недостаточно убедительно, но меня они удовлетворили полностью. Исключив нашу славную пятерку, я ловко сузила круг подозреваемых до четырех человек.

Леня Великович, Серега Архангельский, Игорь Мищенко и Глеб Безуглов — кто же из них? Я вызвала в памяти их лица, припомнила походку, характерные жесты, словечки, манеру разговаривать.

Всех четверых когда-то на протяжении пяти лет я видела почти ежедневно — мы весело болтали и обсуждали серьезные проблемы, сплетничали и ругались, одалживали друг другу деньги и конспекты, состязались в остроумии, устраивали розыгрыши, сводили счеты, смеялись, дулись, уважали, презирали, бросались друг к другу в объятия или отворачивались при встрече — словом, жили обычной студенческой жизнью, полной и разнообразной. Наверное, мало на свете найдется людей, которые по прошествии многих лет не вспоминали бы студенческую пору и своих товарищей с нежностью. Даже если отношения с некоторыми однокашниками складывались не совсем гладко, со временем обиды и размолвки забываются и бывший недруг становится славным малым. Легко ли при таких обстоятельствах заниматься поисками убийцы?

Я тяжело вздохнула и опять начала перебирать в уме четверку кандидатов.

Леня Великович — Лёнич. Тихий, интеллигентный парень с большими добрыми черными глазами. В жизни не сказал никому грубого слова. Хороший математик, замечательный шахматист, нежный супруг и отец. Последние три недели Мефодий жил у него. В маленькой однокомнатной квартирке гостиничного типа — фактически в одной комнате с Лёничем, его женой и двумя детьми. Кстати, Мефодию Лёнич ничем обязан не был и пригласил его к себе пожить из чистого сострадания.

Нисколько не сомневаюсь, что он неоднократно проклинал себя за это приглашение. Достаточно вспомнить, как в ту пятницу он отвел Генриха и нас с Марком в сторонку и тихо попросил: «Ребята, вы не оставите у себя Мефодия до завтра? А то я уж и не помню, когда мы с женой в последний раз по-человечески разговаривали». При этом Лёнич усмехнулся, но усмешка вышла невеселой. Генрих, проникнувшись горячим сочувствием к бедняге, заверил, что готов приютить Мефодия навсегда, но опущенные плечи Лёнича не расправились: видно, он оставил уже всякую надежду на избавление.

Могло ли его отчаяние достичь таких глубин, что тихий безобидный Лёнич решился на убийство? Я долго взвешивала все «за» и «против» и в конце концов ответила себе «нет». Нормальный человек — а в нормальности Лёнича у меня нет никаких сомнений — в такой ситуации собирает волю в кулак и указывает нежеланному гостю на дверь. Это куда менее хлопотно и опасно, чем проказы с ядом.

Серега Архангельский, галантный и обаятельный Серж. Душа любой компании, любимец женщин, талантливый организатор, удачливый бизнесмен, мастер улаживать любые конфликты. Серж обладает настоящим талантом располагать к себе людей. Любая женщина — молодая или старая, уродливая или прекрасная, — попав в его поле зрения, непременно ощутит на себе восхищенный взгляд и окунется в пьянящую атмосферу легкого, ни к чему не обязывающего флирта. Любой мужчина — пусть даже последний зануда и неудачник, — заговорив с Сержем, почувствует себя значительной личностью, выдающимся мыслителем и блестящим собеседником. Как Серж добивается этого — уму непостижимо, но, что самое удивительное, он почти не лицемерит. Во всяком случае, я еще ни разу не уловила в его поведении фальши.