Покорность ей к лицу - [2]

— О, Маркус, он великолепен! Не правда ли?

Маркус кивнул, ошеломленный этой улыбкой:

— Да, это так. — И добавил: — Но он не для вас.

Улыбка исчезла, как солнце за набежавшей тучей.

— Это еще почему?

— Потому, — напрямик сказал он, — что сейчас вы не располагаете ни опытом, ни силой, которые позволили бы вам справиться с животным таких размеров и норова. — Он неуверенно улыбнулся. — Вы оба молоды, необъезженны и, вероятнее всего, убьете друг друга, не пройдет и недели.

Изабел ахнула от гнева.

Маркус предостерегающе поднял руку:

— Но есть и еще одна причина, по которой я не выдам денег на этот ваш каприз. Сколько раз вы выдумывали один невероятный план за другим, чтобы через две недели совершенно к нему охладеть? Помните, как вы собирались разводить коз? Или исполнились уверенности, что вам необходимо завести кур? Если мне не изменяет память, козы съели почти до основания розарий вашей тетушки Агаты, а что касается кур… Кажется, была какая-то история с петухом и палисандровыми перилами главной лестницы Данем-Мэнора? — Не обращая внимания на бурю, бушевавшую в глазах Изабел, он продолжил: — А теперь вы говорите, что собираетесь разводить лошадей, но что будет через месяц или через год? И вот еще что: какая судьба постигнет ваш конезавод и все планы, когда в следующем году вы отправитесь в Лондон на сезон? — Маркус покачал головой и улыбнулся. — Я знаю вас. К лету ваша головка будет забита лишь бальными платьями, всякой мишурой, обедами и балами, которые вы посетите следующей весной, и джентльменами, что упадут к вашим ногам. А когда вы выйдете замуж — а вы, несомненно, выйдете замуж, — у вас не останется времени заниматься лошадьми. И деньги, которые вы заплатите за Урагана, окажутся выброшенными на ветер.

Изабел вновь вспыхнула в мгновение ока и стиснула маленькие кулачки.

— Это нечестно! — отчаянно воспротивилась она. — Мне было всего одиннадцать, когда я взялась за кур. И я не виновата, что петух залетел в дом. Это старая папина собака Люси загнала его туда. — Она оборонялась как могла. — Да, козы съели розы тети Агаты прошлой осенью, это правда. Но это лишь пошло растениям на пользу! В этом году они цвели великолепно, никто и не скажет, что их объели козы. Даже тетя Агата подтвердила это. — Изабел бросила на Маркуса неприязненный взгляд. — И не все кусты пострадали, только некоторые…

Маркус, не обращая внимания на ее вспышку, сказал:

— Я считаю так: у вас не очень-то хороший опыт следования своим сумасбродным желаниям. Откуда мне знать, что Ураган и ваш план по разведению лошадей не то же самое, что козы в розовом саду и петухи в гостиной?

Изабел смотрела на него, гнев и боль теснились в ее груди. Ну как же он не поймет, что Ураган и огромный конезавод, который она уже рисовала в воображении, не имеют ничего общего с козами и петухами! Ее жалкий опекунишка прекрасно знает, что она обожает лошадей, что она обожала их всю жизнь и, с обидой подумала Изабел, прекрасно с ними ладит. Все так говорят. Даже Маркус признавал — когда не был так невыносимо упрям! — что у нее дар находить подход к лошадям. Жестоко и несправедливо с его стороны тыкать ее носом в неудачи с курами и козами. То были всего лишь детские забавы! Теперь она взрослая и принимает взрослые решения. Почему, ну почему он этого не понимает? Почему относится к ней как к ребенку? Ребенку, которого можно ласкать, баловать и отсылать прочь, когда захочется?

Изабел с горечью подумала, что для того чтобы ответить на этот вопрос, достаточно посмотреть в псише[1] в ее комнате. Она до сих пор выглядела как ребенок: неполных пяти футов росту, тоненькая, хрупкая, как фея, и — к величайшему ее сожалению! — без намека на грудь… Похоже, пройдут десятки лет, прежде чем ее семья и друзья перестанут воспринимать ее как ребенка. К тому же природа наделила ее пышной копной непослушных рыжих волос и — о ужас! — россыпью веснушек у носа, против которых бессильны и пахта, и огурцы. Нет, сам по себе нос ничего, она пришла к этому мнению несколько месяцев назад, красивый, слегка вздернутый носик. Никто не посмел бы спорить: ее огромные сияющие глаза, обрамленные темными ресницами дивной густоты и длины, — ее главное украшение. Но красивые у нее глаза или нет, а ничто, даже то, что она уже несколько месяцев назад оставила классную комнату, — ничто не могло заставить других смотреть на нее иначе, пока у нее рост и формы десятилетнего мальчишки! Особенно Маркуса Шербрука. Сердце ее сжалось от боли. Изабел осознала, что ей страстно хотелось, чтобы он разглядел в ней молодую женщину. Он не сможет — по крайней мере пока она заперта в этом детском, мальчишеском теле. В душе поднялась волна горя. Ей никогда не стать высокой, статной красавицей, она обречена всю жизнь прожить маленькой, плоскогрудой и с веснушками! Это так нечестно!

Изабел подавила в себе желание разреветься — вздернула подбородок и с достоинством произнесла:

— У вас есть все основания считать, что Ураган — всего лишь очередная моя прихоть. Однако если, как вы сами сказали, это животное, которое каждый будет рад заполучить, тогда почему бы мне его не купить? Если все случится так, как вы говорите, то есть через несколько месяцев он мне наскучит, я смогу без труда продать его по той же цене, по какой купила. Денег я не потеряю.