Покоренный ее красотой - [72]

– Это Биттс! – воскликнул Пирс. – Великий Боже, это Биттс. Интересно, кто-нибудь навещал его?

Не прошло и пары минут, как они оказались на втором этаже, в одной из гостевых спален. Биттс пылал.

– Меня всего корежит, – просипел он. Его слуга суетился поблизости.

– Теперь главное охлаждать его и давать ему воду, – сказал Пирс. – Биттс!

Молодой доктор открыл глаза.

– Ты выкарабкаешься. У тебя белые крапинки на миндалинах, а не коричневые. И побольше пей. Бог свидетель, я сто раз говорил вам, что больные нуждаются в жидкости, так что воспользуйся моей наукой для собственного блага.

На губах Биттса мелькнула улыбка.

– Он поправится, – сказал Себастьян, шагая впереди Пирса. – Почему бы тебе не поспать, пока я подежурю?

На лестнице их ждал Прафрок.

– Его светлость и леди Бернис отказываются уезжать, – сообщил он.

– Не заламывай руки, Прафрок, – сказал Пирс. – Я поговорю с ними.

– Я не могу насильно усадить их в карету. С ними мисс Тринн.

Пирс вздохнул.

– Я позабочусь об этом, – обратился он к Себастьяну. – Помнишь лекцию, которую мы слышали, где рекомендовалось применять пену перебродившего солода для полоскания горла больных скарлатиной?

Себастьян покачал головой:

– Подобные детали никогда не увлекали меня.

– Пусть сестра Матильда займется этим, – распорядился Пирс. – Почему бы не попробовать?

Они принялись обсуждать методы лечения, когда раздался стук в парадную дверь. Лакей распахнул дверь, и внутрь проследовали четверо, нет, восемь пациентов. Двое на своих ногах, остальных вели или несли.

– Я займусь ими, – сказал Себастьян. – А ты поговори со своими родителями, а потом ложись и поспи. Нам придется дежурить по очереди.

Пирс кивнул:

– Постарайся разместить легкобольных в восточном крыле, а тяжелобольных в западном. – Он спустился с лестницы и, обойдя толпу пациентов, направился в гостиную.

Его мать, отец и Линнет являли собой очаровательную семейную сценку. От одного взгляда на них Пирса охватила глубокая усталость. Они говорили о Микеланджело, расположившись вокруг столика, сервированного для чая с пирожными. Казалось, они существуют в другом мире, мире фарфора, итальянских художников, французских духов и утонченных манер.

Увидев его, леди Бернис вскочила на ноги.

– Я не уеду, Пирс. Во всяком случае, без тебя.

– Ты сошла с ума? – требовательно спросил он, стоя на пороге. – Мы посреди серьезной эпидемии скарлатины, maman. Вы можете подхватить ее, если останетесь здесь.

Она откинула голову назад.

– Плевать мне на скарлатину, – заявила она с чисто французским пренебрежением. – Кто будет ухаживать за тобой, если ты заболеешь? Разумеется, я.

– И ты готова приговорить свою горничную к смерти ради тебя? У людей помоложе обычно развивается более тяжелая форма болезни.

– Мы сразу же отослали наших личных слуг, – вмешался его отец. – Они ждут в гостинице на некотором удалении отсюда.

– Вы не можете оставаться здесь, – упрямо заявил Пирс. – У меня слишком много хлопот, чтобы беспокоиться еще и о вас.

– А я без тебя не уеду, – сказала леди Бернис.

– Сторожка, – сказала Линнет.

Он повернулся к ней в замешательстве.

– При чем здесь это?

– Леди Бернис могла бы пожить в сторожке, а слуги оставляли бы еду за дверью. Это недалеко, если идти по тропе, ведущей к морю, – объяснила она его матери. – Там вы будете в безопасности, но достаточно близко, чтобы ухаживать за Пирсом, если он заболеет.

– Будь я проклят, если разрешу это, – заявил Пирс.

Но его мать уже поднялась на ноги.

– Решено, я буду в сторожке.

– Не подходите ко мне, – сказал Пирс, сдаваясь. Ему надо было сберечь силы для других схваток, куда более важных. – И не выходите через парадную дверь. Коридоры полны пациентов, и все они кашляют, вне всякого сомнения. Вам придется вылезти через окно.

Он повернулся к Линнет. Она была так же прелестна, как далека от него, подобно сказочной принцессе. Глупо, но он попытался запечатлеть ее образ в памяти: милый носик, упрямый подбородок, загибающиеся ресницы и безупречная кожа. Что лишний раз напомнило ему о последствиях скарлатины.

– Вы должны уехать, – сказал он. – Сейчас же.

– Хорошо. – Она сцепила руки перед собой. – Пирс… – Она шагнула к нему.

– Стойте. Вы должны немедленно уехать. Я не могу позволить себе думать о вас, беспокоиться о вас.

Она кивнула.

– Навсегда, – продолжил он. – Возвращайтесь в Лондон или уезжайте во Францию, в общем, куда пожелаете.

– Нет! – выдохнула она.

– Между нами все кончено, – сказал Пирс, испытывая странное чувство. Наверху умирали его пациенты, и, несмотря на это, его сердце сжималось, а вид слез, блеснувших в ее глазах, казался невыносимым. – Вы всегда знали, что так будет, – добавил он мягче. – У нас нет будущего.

Ее челюсти сжались, и внезапно она напомнила ему его мать.

Пирс посмотрел на отца.

– Откройте, пожалуйста, окно и проводите мою мать в сторожку. Это дальше по тропе, ведущей к морю. У Линнет будет пара минут, чтобы подготовиться к отъезду с вами.

Они с Линнет стояли, как мраморные статуи, пока герцог возился с оконной рамой.

– Береги себя, Пирс, – сказала его мать, когда герцог протянул ей руку, чтобы помочь выбраться наружу. – Будь осторожен, дорогой.