Покоренный "атаман" - [48]
Читал, а на душе у него скребли кошки. В ушах еще стоял нагловатый сиплый голосок Соловья. Представлялось, как этот же Соловей звонит секретарю обкома. «Ошельмовали крупного ученого. Накажите клеветников…»
Секретарь обкома — человек новый. Как бы не хотел редактор, чтобы в ушах нового секретаря раздалась трель московского Соловья.
Редактор в нетерпении подвинулся в кресле, сел на самый краешек, будто спинка кресла была испачкана чем–то липким.
Василий Григорьевич никогда не торопился принимать решений. Не шумел, не злился, никого не распекал. Но» тот, кто давно с ним работает, научился угадывать его тайные мысли.
Обычно Бузылев сидит в своем кабинете и читает полосы. Стол у него большой, удобный, с двумя львами на тумбах. Львы устрашающе раскрыли пасти. Впрочем, никто из сотрудников их не боится. На львов даже не смотрят; каждый, кто заходит в кабинет, ждет, когда редактор поднимет глаза. Но редактор не всякого удостаивает взглядом, чаще всего сотрудник стоит, а Бузылев продолжает читать. Однако это не значит, что редактор не видит вошедшего. Нет, он все видит, он даже думает о человеке, стоящем перед ним, соображает, зачем к нему пришел человек. И при этом всегда говорит какие–то слова. Рука с карандашом бойко бежит по строчкам, иногда задержится, зачеркнет слово или поставит на полях птичку, но затем снова прыгает по заголовкам, линейкам, заставкам.
Редактор покачивает головой, говорит: «Ну статьи, ну статьи». Голос у него тонкий и сипловатый — как у старушки.
Сегодня Василий Григорьевич ворчал что–то непонятное. Было видно, что редактор неспокоен, его что–то тревожит. Несколько раз он посматривал на телефон — видно, хотел позвонить, но удерживался. Потом все–таки позвонил.
Говорил тихо, спрятав голову и телефонную трубку под абажур настольной лампы.
— Да, да — опровергают. Из Москвы звонили. Вы с Сычом меня зарежете, вы меня уложите в больницу. Как я пропустил статью — ума не приложу. Еще ведь подумал: Каиров — величина, а они его, как мальчишку.
Бузылев говорил так, будто беседовал с самим собой. Трубку он зажал между плечом и ухом, а руками протирал очки. То и дело дул на них, наставлял на окно, щурил подслеповатые глаза.
— Что-о? Сыч писал, а ты подписывал? Ай–яй–яй, час от часу не легче. Спровоцировал, говоришь? Да как же он тебя… Значит, и ответственность на этого зеленого петушка? Умываешь руки, Архипыч… А-а?.. Все понятно, все понятно, дорогой. Ладно уж, не волнуйся, пиши себе романы про благородных людей, поучай молодежь, а мы тут разберемся, как–нибудь сладим… Говорю тебе, сладим… Ладно уж…
Редактор положил трубку. И снова склонился над полосой. Вошли два фотокорреспондента, положили на стол снимки. Не отрываясь от полосы, редактор косился на фотографии, покачивал головой.
— В Тьмутаракань, Тьмутаракань… — ворчал он беззлобно. — Там есть многотиражка, туда и несите свои картинки. Еще Елабуга есть — там тоже примут. А у нас большая газета, нам кашки–ромашки не подходят. Нет, нет — в Елабугу.
Редакторская рука бежала по строчкам, а фотокорреспонденты, сгребая со стола снимки, пятились назад, к двери. Спорить с редактором бесполезно, раз он сказал «кашки–ромашки», значит, все кончено, снимки бросай в корзину.
Они пятились назад, а Бузылев им вслед говорил:
— Идите, идите, и никакой профсоюз вам не поможет.
Это тоже была его поговорка.
В кабинет вошел вызванный из Чарушина Евгений Сыч. В редакции все знали о звонке из Москвы, и Сыч был подготовлен к неприятной беседе.
— Здравствуйте, Василий Григорьевич! — приветствовал он редактора подчеркнуто бодро и громко.
— А–а–а… — едва слышно тянул в ответ редактор. И не удостоил Сыча взглядом, не протянул ему руку. Это была минута, повергшая Сыча в уныние. Ничего так больно не задевало его, как невнимание начальника. Губы Сыча подрагивали.
— Явился — не замочился, — продолжал редактор, не поднимая головы. — Нет–нет, собственные корреспонденты когда–нибудь взорвут редакцию. Бузылев оторвался от полосы. На Сыча уставились увеличенные стеклами очков черные глаза редактора.
— Ты что, заявление принес об уходе?
Сыч знал чудачества редактора, много слышал о его язвительных шутках, но тут его взорвало.
— Да, — кивнул он решительно. Тут же присел к столу и размашисто начертил: «Прошу уволить… по собственному желанию».
Редактор взглянул на подвинутую ему бумагу, потрогал пером ноготь пальца. Потом еще ближе пододвинул к себе заявление. Читал внимательно, как читают малограмотные. И то склонял голову на одну сторону, то на другую. Потом вкрадчиво подвинул заявление на угол стола. Читал газету, а сам кончиками пальцев подвигал заявление на угол.
— Эх–хе–хе… Сыч, Сыч… Летаешь ночью, а соловья боишься. Свистнул соловей, а ты и лапки кверху: «…прошу уволить…» А мне что прикажешь делать?.. На меня соловьи почаще наскакивают. Чуть заденет их газета побольнее, а они кричат: «Оклеветали!..»
Редактор поднялся, сделал несколько шагов к окну, потом — к стене.
— Одно только плохо, — сказал примирительно, — нервы сдают. По ночам уснуть не могу. Мне теперь и снотворные не помогают. Лежу и, как тезка твой сыч, смотрю в потолок. Ну да ладно. Иди, работай. И плюнь на эту историю! В твоей жизни их еще много будет. А что Архипыч на тебя всю вину валит, так это тоже не беда. Архипыч здоровье бережет. Жить хочет.
«Оккупация» - это первая часть воспоминаний И.В. Дроздова: «Последний Иван». В книге изображается мир журналистов, издателей, писателей, дается широкая картина жизни советских людей в середине минувшего века.
Антисионистский роман-воспоминание о времени и людях, о писателях и литераторах. О литературных и не только кругах. И о баталиях, что шли в них.
Книга состоит из двух частей: очерка И. Дроздова «Тайны трезвого человека» и материалов Г. А. Шичко, раскрывающих разработанный им и проверенный на практике опыт, отрезвления алкоголиков. Писатель И. Дроздов первый описал опыт Г. А. Шичко и напечатал большой очерк о ленинградском ученом и его методе в журнале «Наш современник» (№ 2, 1986 г.) Здесь этот очерк дается в расширенном виде, в него вошли рассказы о современных отрезвителях, учениках и последователях Г. А. Шичко.Книга послужит ценным пособием для пьющих, желающих стать на путь трезвости, поможет инструкторам-отрезвителям глубже овладеть методом Г.
Третья книга воспоминаний Ивана Дроздова, отражающая петербургский период его жизни, по времени совпадающий с экономическими и политическими потрясениями в нашей стране.Автор развернул широкую картину современной жизни, но особое внимание он уделяет русским людям, русскому характеру и русскому вопросу.
При нерадивом отношении к своему здоровью можно быстро израсходовать жизненные силы, даже если человек находится в наилучших социальных и материальных условиях. И наоборот. Даже при материальных затруднениях, многих недостатках разумный и волевой человек может надолго сохранить жизнь и здоровье. Но очень важно, чтобы о долголетии человек заботился с молодых лет...
Роман — откровение, роман — исповедь русского православного человека, волею судеб очутившегося в среде, где кипели страсти, закладывались мины под фундамент русского государства. Автор создаёт величественный образ героя новейшей отечественной истории, его доблесть и мировая душа раскрываются в жестоких столкновениях с силами зла.Книга отсканирована и подготовлена для публикации в сети Интернет на сайте www.ivandrozdov.ru участниками Русского Общественного Движения «Возрождение Золотой Век» с разрешения автора.
Беседа императора Константина и патриарха об истоках христианства, где Иисус – продолжатель учения пророка Махавиры. Что означает очистительная жертва Иисуса и его вознесение? Принципы миссионерства от Марии Назаретянки и от Марии Магдалены. Эксперимент князя Буса Белояра и отца Григориса по выводу христианства из сектантства на основе скифской культуры. Реформа Константина Великого.
Принятое Гитлером решение о проведении операций германскими вооруженными силами не являлось необратимым, однако механизм подготовки вермахта к боевым действиям «запускался» сразу же, как только «фюрер и верховный главнокомандующий вооруженными силами решил». Складывалась парадоксальная ситуация, когда командование вермахта приступало к развертыванию войск в соответствии с принятыми директивами, однако само проведение этих операций, равно как и сроки их проведения (которые не всегда завершались их осуществлением), определялись единолично Гитлером. Неадекватное восприятие командованием вермахта даты начала операции «Барбаросса» – в то время, когда такая дата не была еще обозначена Гитлером – перенос сроков начала операции, вернее готовности к ее проведению, все это приводило к разнобою в докладываемых разведкой датах.
После Октябрьской революции 1917 года верховным законодательным органом РСФСР стал ВЦИК – Всероссийский центральный исполнительный комитет, который давал общее направление деятельности правительства и всех органов власти. С образованием СССР в 1922 году был создан Центральный исполнительный комитет – сначала однопалатный, а с 1924 года – двухпалатный высший орган госвласти в период между Всесоюзными съездами Советов. Он имел широкие полномочия в экономической области, в утверждение госбюджета, ратификации международных договоров и т. д.
Далеко на востоке Англии затерялся край озер и камышей Рамборо. Некогда здесь был город, но теперь не осталось ничего, кроме руин аббатства и истлевших костей тех, кто когда-то его строил. Джоанна Хейст, незаконнорожденная с обостренным чувством собственного достоинства, живет здесь, сколько себя помнит. Гуляет в тени шотландских елей, штурмует развалины башни, разоряет птичьи гнезда. И все бы ничего, если бы не злая тетка, подмявшая девушку под свое воронье крыло. Не дает покоя Джоанне и тайна ее происхождения, а еще – назойливые ухаживания мистера Рока, мрачного соседа с Фермы Мавра.
Когда немецкие войска летом 1941 года захватили Екатерининский дворец, бывшую резиденцию русских царей, разгорелась ожесточённая борьба за Янтарную комнату. Сначала ее удалось заполучить и установить в своей резиденции в Кёнигсберге жестокому гауляйтеру Коху. Однако из-за воздушных налётов союзников на Кёнигсберг ее пришлось разобрать и спрятать в секретной штольне, где Гитлер хранил похищенные во время войны произведения искусства. После войны комната исчезла при загадочных обстоятельствах. Никакая другая кража произведений искусства не окутана такой таинственностью, как исчезновение Янтарной комнаты, этого зала из «солнечного камня», овеянного легендами.
Эта книга — повесть о необыкновенных приключениях индейца Диего, жителя острова Гуанахани — первой американской земли, открытой Христофором Колумбом. Диего был насильственно увезен с родного острова, затем стал переводчиком Колумба и, побывав в Испании, как бы совершил открытие Старого Света. В книге ярко описаны удивительные странствования индейского Одиссея и трагическая судьба аборигенов американских островов того времени.