Покоренная поцелуем - [5]

Ротгар сражался рядом с Гарольдом и при Стэмфорд-Бридже и Гастингсе. Он из первых рук знал, какое раздражение и разочарование вызывает необходимость выполнять лишенные смысла приказы, он понимал всю бесполезность убеждать находящегося у власти человека в том, что он избрал пагубный курс. В этот момент, судя по выражению лица Гилберта, перед ним возникли точно такие проблемы. Он глядел на Марию с нескрываемой яростью, которая могла стать чудищем, дай он ей волю, но она восприняла его гнев с абсолютным безразличием.

Все это было весьма любопытно. Но у Ротгара не осталось энергии, чтобы биться над этой загадкой, настолько он был ослаблен внезапным отливом эмоций, которые только что охватили его, - верная смерть, и вдруг помилование.

- Значит, будет решать Хью, - Гилберт вложил весь свой сарказм в эти слова. - В таком случае отойдите в сторонку, чтобы я мог поставить этого сакса на ноги и отвести его прямо к Хью. Его просьба вызвала замешательство среди норманнских рыцарей, сдержанное гудение со стороны сакских слуг. Чувствовалась напряженность, обычно предшествуемая бою петухов.

- Сейчас не время беспокоить Хью, - начала было Мария.

- Мария, я настаиваю на этом. Все это мне уже изрядно надоело.

Несколько норманнских рыцарей, пробормотав сквозь зубы "мы - за", подошли к Гилберту и встали за его спиной. Воцарилась настороженно-тревожная тишина. Гилберт самодовольно улыбаясь, словно ему удалось одержать верх над Марией, постукивал ладонью по рукоятке меча. Ротгар почти ничего не понял из того, что он говорил, но чувствовал, что его слова имели гораздо более глубокий смысл, что перепалка между Гилбертом и Марией касалась чего-то более важного, чем его участь.

Мария беспечно разглядывала стоявших рыцарей. Никто из них не находился на таком близком от нее расстоянии, кроме Ротгара, никто не увидел, как глубоко уязвлена ее гордость, никто не почувствовал, как она переживала предательство, переводя вопросительный взгляд с одного норманна на другого. Она продолжала стоять в одиночестве, в отдалении от всех, словно не могла переступить через внезапно отверзшейся у ее ног зияющей бездны.

- Ты тоже такого же мнения, Данстэн? - мягко спросила Мария.

- Да, миледи. - Смущенный рыцарь разглядывал собственные сапоги. - Все это дело слишком затянулось.

- Отлично! - Ее резко брошенное слово вызвало еще большее волнение. Гилберт бросил на нее ошалелый взгляд, давая тем самым понять, что смуглолицый рыцарь не надеялся на ее такую скорую капитуляцию.

- Хорошо, Хью встретится с саксом, только не в таком виде, в каком он находится теперь. От него разит помойкой. После того, как установлена его личность, кто-нибудь из вас должен его покараулить, покуда он не вымоется и не приведет себя в порядок.

Она принялась внимательно изучать Ротгара, словно снимала с него мерку для гроба, которого он только что избежал.

Хотя в таком положении у него не оставалось иного выхода, Ротгару все же было не по себе из-за грязи, коростой покрывшей все его тело, из-за разорванной одежды, которая едва прикрывала его тело.

- Ему потребуется новая одежда. Что-то должно здесь остаться из его прежних вещей. Она посмотрела ему прямо в глаза. За все это время он произнес всего одно слово, - в своем несдержанном порыве он произнес имя своей невесты-предательницы. Когда его глаза встретились с глазами Марии, ему захотелось сказать что-нибудь еще, но он не знал, что именно. Он не мог поблагодарить ее за то, что она спасла ему жизнь, так как он все равно мог умереть после встречи с этим таинственным Хью. Слабые знания норманнского не позволяли ему найти нужные слова, чтобы сказать, насколько ему понравилось ее смелое противостояние Гилберту, что ее лицо и ее голос он всегда будет вспоминать с удовольствием, даже если ему будет вынесен смертный приговор.

Мария, казалось, совсем не чувствовала ни его восхищения, ни его уважения к себе.

- Постригите его, - приказала она, обращаясь к рыцарям. - И сбрейте бороду. У него такая... английская внешность.

Гилберт подождал, покуда его друзья-рыцари не вынесли Ротгара, покуда возбужденные, тараторящие рабочие-саксы не приступили к выполнению своих обязанностей, и только тогда подошел к Марии, стоявшей перед еле тлеющим камином. Он делал вид, что греет руки над огнем, надеясь, что его умирающий жар умерит их дрожание, и устранит испытываемое им желание сжать ими прекрасную шейку Марии.

Она, следуя его примеру, тоже протянула руки, склонив при этом головку, чтобы пламя получше высвечивало в ее волосах золотистые пряди. Вся ее поза, сильно увеличившиеся в объеме из-за протянутых рук груди, ее мягкое и задумчивое лицо, ее зубки, терзающие нижнюю полнокровную губу, ее волосы, спадающие на плечи, ласкающие ее грудь.., все это было так похоже на тот женский образ, который мучил его во сне по ночам.

- Вам не следовало противоречить моим приказам перед другими людьми. Когда Уолтера здесь нет, то последнее слово остается за мной. Мне ничего не оставалось другого, как втянуть Хью в это дело.

- Но за вами и было последнее слово, Гилберт.

Пленника сейчас готовят для встречи с Хью, на чем вы и настаивали.