Покорение - [49]

Он нежно взял ее за руку.

— Нет, не надо, — она отдернула руку, — как раз с этого все началось.

Пума, чтобы не расхохотаться, некоторое время смотрел на одеяла, соображая.

— Я расскажу тебе, как получаются дети.

Он рассказал. Когда он закончил, Кармен в ужасе смотрела на него:

— И ты — ты хотел сделать это со мной?! — Она заикалась в смятении. — Нет! Никогда!

Пума улыбался: она занятна, эта испанка.

— Но так делают все, — просто объяснил он.

Кармен посмотрела ему прямо в глаза:

— А я — не буду.

Пума поднял одну бровь:

— А как же жених?

— Это большая разница! Мы с ним поженимся.

— Почему бы нам с тобой не пожениться? — Голос Пумы был угрожающе спокоен.

— Никогда! — вскричала Кармен. Она решительно скрестила руки на груди и напустила на себя гордый вид.

Кровь бросилась Пуме в голову. Эта женщина, порождение испанской собаки, отказывает ему! Он — уважаемый воин, знаменитый охотник. Женщины-апачи, даже некоторые из испанок, искали его внимания, завлекая игривыми взглядами и ласковыми улыбками; они были счастливы, если он удостаивал их одним взглядом! А эта пленница — эта рабыня! — не желает выходить за него замуж! Это было страшное оскорбление.

Он поднялся:

— У тебя был тяжелый день. — В голосе его была злость. — Я покидаю тебя, чтобы ты отдохнула.

Кармен нерешительно глядела на Пуму. Она чувствовала — что-то произошло. И поняла: он оскорблен.

— Подожди! — крикнула она вслед.

Его рука, взявшись было за полог, опустилась. Он обернулся.

— Да? — В его голосе слышалась оскорбленная гордость.

— Я… я понимаю… мне предложена большая честь стать твоей женой… Но я не могу, потому что у меня уже есть жених…

Ее голос пресекся: ведь это и не было предложением, говоря по чести. Может быть, он обиделся еще больше. Она растерянно потерла лоб. Она не знала, что делать. Но нельзя отпускать его так — злого, оскорбленного. И эти поцелуи… они были так прекрасны…

— Откуда тебе известно мое имя?

— Из каравана. — Видя ее непонимающий взгляд, он пояснил: — Лопес, повар, сказал мне.

— А… — Что же еще сказать? Он снова собирается уйти. — …Я знаю, что тебя зовут Пума. А есть у тебя другое имя?

Он нахмурился:

— Апачи не пользуются своими истинными именами. — Нет, он не скажет ей, что его истинное имя — Грозный Горный Лев.

Кармен с трудом выдерживала на себе его взгляд.

— Пума, — проговорила она. — Спасибо тебе — за мое спасение.

Он кивнул:

— Не за что. — И повернулся, чтобы уйти, но остановился. — Как звучит твое полное испанское имя?

— Донья Кармен Иоланда Диас и Сильвера.

Он явственно слышал гордость в ее голосе. Он наблюдал, как слова слетают с ее губ и думал о том, как сладки, как мягки эти губы…

— Я происхожу из старинной фамилии, из благородного рода. Я родом из Севильи, — гордо проговорила Кармен.

Пума коротко кивнул:

— Понимаю. — Пленники, у которых он выучился языку, часто рассказывали об Испании, о ее богатстве, ее чудесах. Говорили они и о Севилье. Это был город-партнер по торговле с Новым Светом.

Итак, его пленница — из богатой семьи. Статус этой семьи, очевидно, таков, какого Пума никогда и не слышал — и не надеялся узнать. Теперь ему стало ясно: она вне досягаемости для него. Как глупо было с его стороны предлагать ей выйти за него замуж. Она никогда не снизойдет до того, чтобы выйти за странствующего апача, который даже не владеет землей, на которой стоит его дом.

Пума окинул взглядом хижину, на которую возлагал столько надежд. Она вдруг померкла в его глазах. Он метнул взгляд на женщину, сидящую на его постели. Но она сидит на его постели — его, полуиндейца племени хикарилья-апачи! Не на постели какого-нибудь испанского дворянина! Он почти зарычал. Если этому суждено было быть, то пусть так и будет: он оставит ее себе. Он не станет больше предлагать ей выйти за него замуж: она наплюет на его предложение, как она только что сделала. Но он оставит ее себе: ее, с ее «старинным, благородным происхождением». Он улыбнулся жестокой улыбкой.

Кармен, увидев его улыбку, вздрогнула. Она поскорее натянула на плечи меховое одеяло.

Пума больше не мучился виной за то, что он провез ее, как пленницу, на виду у всей деревни — после того, как она ему отказала.

Пусть себе думает, что она здесь в безопасности — и что он отвезет ее в Санта Фе. А он тем временем будет забавляться, заманивая свою жертву. Теперь она в большей опасности и зависимости, чем тогда, когда перешагнула порог его жилища.

Ему стало легче от этой мстительной мысли.

— Спи, — сказал он.

— Да, — согласилась Кармен послушно и легла. Ей внезапно стало невмоготу выносить это напряжение. — Буду спать.

Он вышел.

Кармен подумала, как ярко изменился он после того, как она с такой готовностью отдала себя его поцелуям. Она потрогала свои пылающие губы… Ее первый поцелуй… и второй, и третий… Она вспыхнула.

Кармен заползла под меховые одеяла и закрыла усталые глаза. Но человек, дважды спасший ее, покинул вигвам, а вовсе не ее мысли. Она видела его перед собой: голубоглазого индейца, который говорил свободно по-испански. Она вспоминала его объятия, его теплые губы, его руки…

Она вновь вспыхнула при одном воспоминании, как она сама почти отдалась ему. Ей нужно помнить о своем женихе. Хуан Энрике Дельгадо казался таким далеким. И Санта Фе был где-то далеко-далеко.