Поклонник вулканов - [159]

Один сосед, живший за городом рядом с нами, добрая его душа, стал присылать нам немного денег, думаю, он сочувствовал нам, потому что деревенские люди смеялись над ним и травили его. Ну я и сказала: а как насчет мистера Голдсмида, а она рассмеялась, но теперь горьким смехом, и ответила, что Абрахам Голдсмид вполне счастлив со своею женой и у него славная семья. А я напомнила ей, что ни один мужик не мог устоять против ее очарования, какая бы ни была у него жена, но она заставила меня замолкнуть и никогда более не напоминать о мистере Голдсмиде, так что из всего этого ничего не вышло. Но добрый сосед все же продолжал время от времени присылать нам немного денег, и надеюсь, что за это благодеяние его все же возьмут на небеса, хоть он и еврей.

Ну так вот, в конце концов лучше нам все же не стало. Все покинули нас, даже тот, кого она любила больше всех, и хоть он и не собирался помирать и хотел уцелеть в бою и вернуться к ней: но зачем же тогда вылез на палубу своего корабля в парадном адмиральском мундире со всеми орденами и звездами, ну а французский меткий стрелок легко опознал его и убил. Мужчины — они ведь такие глупые. Женщины, может, и тщеславны, но когда тщеславен мужчина, это уже ни в какие рамки не лезет, особливо если он стремится погибнуть из-за своего тщеславия.

Все отвернулись от моей несчастной дочери, даже я покинула ее спустя четыре года после того, как убили в бою маленького адмирала. А мне так хотелось быть все время рядом с ней и заботиться о ней, она очень нуждалась в моем присмотре и полагалась на меня во всем. Что с ней стряслось потом — об этом я и говорить не хочу. Моя дочь была очень несчастна, когда я умерла.

3

Во мне таится что-то магическое. Знаю это по реакции других, по тому, как они всегда относились ко мне, будто я объемлю собой нечто большее, чем саму жизнь. Ну а кроме того, про меня ходит множество всяких рассказов, кое-какие выдуманные, но большинство все же правдивые.

Только этим я и могу объяснить, почему меня некогда так восхваляли и столь много дверей распахивалось передо мной. Я была довольно талантливой артисткой. Но не только на этом поприще раскрылись мои способности. Я была от природы сообразительной, любознательной, деятельной, и хотя мужчины не ждут от женщины особого ума, тем не менее им зачастую нравится, когда у нее оказывается ум, особенно если она применяет его в интересах мужчин и им же на пользу. Но на свете немало умных женщин. И, пожалуйста, не считайте, будто я недооцениваю магическую силу красоты, — что я могла поделать, когда красота моя увяла и все стали относиться ко мне с презрением. Но и красивых женщин на свете тоже немало, и все же, спрошу я вас, по каким критериям одну из них, хотя бы на время называют самой красивой? Даже эта частица моей личности, моя знаменитая красота, уже свидетельствует о том, что во мне было нечто выходящее за обычные рамки и настоятельно привлекающее ко мне всеобщее внимание, как тянет мотылька на яркий свет. Могу рассказать, что иногда заставляло меня поступать так, а не иначе. Я помню себя еще совсем маленькой девочкой. Однажды зимним холодным днем я играла на дороге, идущей вдоль нашей деревни, а прохожие почему-то задерживались и смотрели на меня. И тут я почувствовала, что их глаз моих излучается какая-то энергия. Один остановился, другой, третий, все они, уставшие от трудов или находящиеся в праздности, глядя на меня, светлели лицами. Я как-то сразу уразумела, что стала не такой, как все, и что могу согревать людей своим взглядом. Поэтому я принялась ходить взад-вперед по дороге, согревая взглядом односельчан, и они оборачивались и смотрели мне вслед. Конечно же, это была глупая детская забава, и вскоре она мне надоела. Но когда я подросла, то частенько замечала, что, прогуливаясь по улицам или входя в комнаты, или же выглядывая из окошек дома или кареты, всегда чувствовала, что своим взглядом могу при желании приковывать к себе внимание любого человека.

И где бы я ни появлялась, повсюду была желанна. Не знаю, откуда у меня возникла такая уверенность. Вроде бы не с чего было взяться такому необыкновенному свойству, но оно так или иначе появилось. Некоторые, глядя на меня, легко удовлетворялись или вообще отворачивались. Тогда у меня появлялось желание расшевелить их и заставить смотреть на меня и любоваться: вот, мол, какие бывают на свете необыкновенные и восхитительные красавицы. Другие обычно пытались казаться невозмутимыми. Тогда я заставляла их любоваться самими собой и вынуждала любить то, что они подспудно, сами того не сознавая, и так любили.

Лучше, когда они становились одержимыми. Сама я одержимой никогда не была, но всегда чем-то сильно увлекалась. Даже когда стала признанной красавицей, никогда не была элегантной. Я ни в чем не знала удержу, не была чванливой, отличалась экспансивностью. Страстно домогалась восторга от пылкой любви. Меня не надо было обнимать и тискать. Телам не следует тереться друг о друга до седьмого пота. Я любила убивать людей взглядом, но мне также нравилось, чтобы и меня пронзали насквозь огненным взором.