Поклонник вулканов - [12]

Шрифт
Интервал

и других композиторов). С завистью разглядывал обширные дядины коллекции картин, статуй и сосудов. А грубые куски известкового туфа с вкраплениями лавы или морских раковин, осколки вулканических ядер, образцы желтой и оранжевой соли, которые с воодушевленным видом показал ему дядя, вызвали у Чарлза гордость… за свою коллекцию рубинов, сапфиров, изумрудов и алмазов — вот ее-то и можно по праву назвать великолепной. Племянник был очень аккуратным, частенько мыл руки и напрочь отказался взбираться на вулкан.

Он мог бы даже бояться своего грозного, хотя и доброжелательного на вид дядюшки, если бы не странные чудачества Кавалера, в результате которых Чарлз чувствовал себя под его надежной защитой. Отклоняя во второй раз приглашение дяди подняться на Везувий, юноша сослался на слабое здоровье и боязнь опасных приключений. Он полагал, что лучше прибегнуть ко лжи и приятной лести, нежели выпалить бестактную отговорку типа: «Имейте в виду, что мне не хочется услышать, что вы разделили печальную участь Плиния Старшего» (а многие лондонские друзья Кавалера так прямо и говорили). В этом случае Кавалер, приглашая к восхождению любимого племянника, мог бы ответить тактичным комплиментом: «Ну что ж, тогда вы стали бы Плинием Младшим[8] и известили весь мир о моей гибели».

В те далекие времена подъем на вулкан разбивался, впрочем, как и теперь, на несколько этапов. Дороги, которая в нашем столетии превратилась в автомобильное шоссе, тогда вообще не существовало. Зато была проторена тропа, по ней можно было пройти две трети пути, почти до самой кромки естественной впадины между центральным и наружным конусом Монте-Сомма. В этой небольшой котловине, погребенной теперь под слоем застывшей черной лавы после извержения в 1944 году, раньше росли деревья, кусты ежевики, дикой малины и высоченная сочная трава. Здесь любознательные путешественники обычно оставляли лошадей и мулов попастись, а сами продолжали следовать к кратеру на своих двоих.

Оставив лошадь на попечение погонщика, крепко держа в руке прогулочную трость и перекинув через плечо мешок для сбора образцов породы, Кавалер упорно карабкался по крутому склону. Главное при таком восхождении заключается в том, чтобы выдерживать заданный темп и не думать об опасности, которая подстерегает путника на каждом шагу. Дышать становится все труднее. Нужно приноравливаться к состоянию своего тела, задымленному воздуху, а также учитывать время суток.

И вот что произошло однажды утром, на сей раз ранним, когда он совершал восхождение, невзирая на холод, на боль в ушах, от которой не спасала даже широкополая шляпа из толстого фетра. Если ни о чем не думать, то не замечаешь и боли. Он миновал редкие деревца (еще столетие назад склоны горы были покрыты густыми лесами и кишели дичью и зверьем) и вышел на открытое пространство, где дул сильный холодный ветер. Тропа становилась все круче, она темнела, огибая островки черной лавы и огромные глыбы вулканических камней. Наконец пришлось карабкаться, скорость подъема замедлилась, мышцы всего тела напряглись и приятно ныли. Кавалер понимал, что не должен останавливаться перевести дыхание, но все же вынужден был сделать это несколько раз, чтобы повнимательнее присмотреться к красновато-коричневой почве, отыскивая взглядом разноцветные острые осколки и куски твердых скальных пород.

Почва стала серой и рыхлой, ноги вязли в ней, каждый шаг теперь давался с трудом. Тут еще переменился ветер и подул прямо в лицо. Совсем близко от вершины уши заложило так, что он вынужден был залепить их воском.

Добравшись до самого кратера, по краям которого лежали валуны и крупные камни, Кавалер передохнул и растер замерзшие уши. Потом огляделся вокруг и посмотрел вниз на переливчатую голубую гладь залива, немного погодя повернулся и подошел к самой кромке кратера. Он всегда подходил к нему с опаской — отчасти из-за угрозы, отчасти из боязни разочароваться. Если вулкан извергнет огонь и над ним в воздухе завихрится пламя, поднимется столб пепла — вот тогда будет на что посмотреть. В этот момент вулкан показывает себя во всей мощи и красоте. Но если гора относительно спокойна, какой была уже несколько месяцев, и в кратер можно заглянуть совсем с близкого расстояния, тогда он старался заметить что-нибудь новенькое, а заодно и проверить, не изменилось ли что-либо со времени последнего обследования. Пытливое наблюдение требует награды. Даже в самом спокойном состоянии вулкан все равно возбуждает в наблюдателе сильное желание заметить в нем разрушительные силы.

Кавалер вскарабкался на макушку конуса и посмотрел вниз. Там он увидел огромное, глубиной в несколько сот метров отверстие, все еще наполненное до краев свежим утренним туманом. Он вынул из мешка молоток и поискал взглядом пласт разноцветной породы, залежавшийся в расщелине. Солнце прогревало воздух, туман мало-помалу рассеивался. Каждый порыв ветра открывал все большую глубину, но огонь нигде не показывался. Из трещин и щелей в стене кратера там и сям выбивались струи пара и устремлялись вверх. Раскаленная глубинная магма лежала под толстой коркой окалины. Ни малейшего мерцания огонька. Кругом плотная литая масса — серая и неподвижная. Кавалер тяжело вздохнул и убрал молоток обратно в мешок. Безжизненность и неподвижность вулкана ввергли его в меланхолию.


Еще от автора Сьюзен Зонтаг
Смотрим на чужие страдания

«Смотрим на чужие страдания» (2003) – последняя из опубликованных при жизни книг Сьюзен Сонтаг. В ней критик обращается к своей нашумевшей работе «О фотографии» (1977), дописывая, почти тридцать лет спустя, своего рода послесловие к размышлениям о природе фотографического изображения. На этот раз в центре внимания – военная фотография, документальные и постановочные снимки чужих страданий, их смысл и назначение.


Болезнь как метафора

«Болезнь как метафора» (1978) – эссе Сьюзен Сонтаг, в котором она пытается демистифицировать рак, разоблачая мифы и метафоры, окружающие эту болезнь. Темой работы является не физическая боль как таковая, а использование болезни в качестве фигуры речи. Сонтаг утверждает, что рак не является ни проклятием, ни наказанием; это просто заболевание (которое возможно излечить). Спустя десять лет, со вспышкой новой стигматизированной болезни, изобилующей мистификациями и карательными метафорами, появилось продолжение к «Болезни…» – «СПИД и его метафоры» (1989) – эссе, расширяющее поле исследования до пандемии СПИДа. В настоящей книге представлены обе работы, в которых Сонтаг показывает, что «болезнь не метафора и что самый честный подход к болезни, а также наиболее “здоровый” способ болеть – это попытаться полностью отказаться от метафорического мышления».


Сцена письма

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


В Платоновой пещере

Размышления о фотографии, о ее природе и специфических культурных функциях.Книга С. Сонтаг «О фотографии» полностью выходит в издательстве «Ad Marginem».


О фотографии

Коллекция эссе Сьюзен Сонтаг «О фотографии» впервые увидела свет в виде серии очерков, опубликованных в New York Review of Books между 1973 и 1977 годами. В книге, сделавшей ее знаменитой, Сонтаг приходит к выводу, что широкое распространение фотографии приводит к установлению между человеком и миром отношений «хронического вуайеризма», в результате чего все происходящее начинает располагаться на одном уровне и приобретает одинаковый смысл. Главный парадокс фотографии заключается, согласно Сонтаг, в том, что человек, который снимает, не может вмешаться в происходящее, и, наоборот, – если он участвует в событии, то оказывается уже не в состоянии зафиксировать его в виде фотоизображения.


Заново рожденная. Дневники и записные книжки, 1947-1963

«Заново рожденная» – первый том дневников и записных книжек главной нью-йоркской интеллектуалки последней четверти ХХ века. История становления личности (16-летняя Сонтаг «с улицы» напросилась на встречу с Томасом Манном и провела с ним в разговорах целый день в его особняке в Санта-Монике), открытие в себе необычной сексуальности (очень откровенные описания лесбо-вечеринок в 1940-х в Сан-Франциско) – все вместе производит впечатление какого-то странного и завораживающего откровения.«Перед нами дневник, в котором искусство воспринимается как вопрос жизни и смерти, где ирония считается пороком, а не добродетелью, а серьезность – величайшим из благ.


Рекомендуем почитать
Том 1. Облик дня. Родина

В 1-й том Собрания сочинений Ванды Василевской вошли её первые произведения — повесть «Облик дня», отразившая беспросветное существование трудящихся в буржуазной Польше и высокое мужество, проявляемое рабочими в борьбе против эксплуатации, и роман «Родина», рассказывающий историю жизни батрака Кржисяка, жизни, в которой всё подавлено борьбой с голодом и холодом, бесправным трудом на помещика.Содержание:Е. Усиевич. Ванда Василевская. (Критико-биографический очерк).Облик дня. (Повесть).Родина. (Роман).


Неоконченный портрет. Нюрнбергские призраки

В 7 том вошли два романа: «Неоконченный портрет» — о жизни и деятельности тридцать второго президента США Франклина Д. Рузвельта и «Нюрнбергские призраки», рассказывающий о главарях фашистской Германии, пытающихся сохранить остатки партийного аппарата нацистов в первые месяцы капитуляции…


Превратности судьбы

«Тысячи лет знаменитейшие, малоизвестные и совсем безымянные философы самых разных направлений и школ ломают свои мудрые головы над вечно влекущим вопросом: что есть на земле человек?Одни, добросовестно принимая это двуногое существо за вершину творения, обнаруживают в нем светочь разума, сосуд благородства, средоточие как мелких, будничных, повседневных, так и высших, возвышенных добродетелей, каких не встречается и не может встретиться в обездушенном, бездуховном царстве природы, и с таким утверждением можно было бы согласиться, если бы не оставалось несколько непонятным, из каких мутных источников проистекают бесчеловечные пытки, костры инквизиции, избиения невинных младенцев, истребления целых народов, городов и цивилизаций, ныне погребенных под зыбучими песками безводных пустынь или под запорошенными пеплом обломками собственных башен и стен…».


Откуда есть пошла Германская земля Нетацитова Германия

В чём причины нелюбви к Россиии западноевропейского этносообщества, включающего его продукты в Северной Америке, Австралии и пр? Причём неприятие это отнюдь не началось с СССР – но имеет тысячелетние корни. И дело конечно не в одном, обычном для любого этноса, национализме – к народам, например, Финляндии, Венгрии или прибалтийских государств отношение куда как более терпимое. Может быть дело в несносном (для иных) менталитете российских ( в основе русских) – но, допустим, индусы не столь категоричны.


Осколок

Тяжкие испытания выпали на долю героев повести, но такой насыщенной грандиозными событиями жизни можно только позавидовать.Василий, родившийся в пригороде тихого Чернигова перед Первой мировой, знать не знал, что успеет и царя-батюшку повидать, и на «золотом троне» с батькой Махно посидеть. Никогда и в голову не могло ему прийти, что будет он по навету арестован как враг народа и член банды, терроризировавшей многострадальное мирное население. Будет осужден балаганным судом и поедет на многие годы «осваивать» колымские просторы.


Голубые следы

В книгу русского поэта Павла Винтмана (1918–1942), жизнь которого оборвала война, вошли стихотворения, свидетельствующие о его активной гражданской позиции, мужественные и драматические, нередко преисполненные предчувствием гибели, а также письма с войны и воспоминания о поэте.


Когда рассеется туман

Имение Ривертон, Англия, 1924 год. Известный поэт покончил с собой во время вечеринки в честь летнего солнцестояния. Свидетелями были только две сестры-аристократки: обаятельная и жизнерадостная Эммелин, и красивая, умная, страстная Ханна. Одна — преклонявшаяся перед ним, другая — бывшая по слухам его любовницей. С тех пор сестры никогда не разговаривали друг с другом. Что же произошло на самом деле? Правду знала лишь горничная Грейс Ривз, всю жизнь пытавшаяся забыть события той ночи. Но семьдесят лет спустя, когда кинорежиссер из Голливуда решила снять фильм о произошедшем, старые воспоминания пробудились, и хранимые секреты начали открываться…


Кружево-2

Читатели уже знакомы с героями первой части романа – четырьмя подругами и дочерью одной из них. Кульминационный момент «Кружево-2» – похищение Лили во время ее поездки в Турцию. Похититель и цель преступления окажутся очень неожиданными.Продолжение романа «Кружево». Главные герои – Лили, молодая кинозвезда, и ее мать Джуди Джордан, с которой наконец-то она встретилась в конце первой книги. Присутствуют и три школьные подруги Джуди, судьба которых подробно прослеживается в первой части романа. Все они – преуспевающие элегантные женщины.


Хранительница тайн

Во время пикника на семейной ферме шестнадцатилетняя Лорен Николсон становится свидетельницей шокирующего преступления – ее мама Дороти убивает человека. Спустя пятьдесят лет эта история по-прежнему беспокоит героиню. Кем был тот человек и почему мама так поступила? Лорен понимает, что может упустить последний шанс узнать правду, и принимается искать ответы в прошлом Дороти. Она идет по следам незнакомцев, встретившихся когда-то в истерзанном войной Лондоне, чтобы понять, как их судьбы связаны с судьбой ее матери.


Дом у озера

Корнуолл, 1933 год. Элис Эдевейн живет в красивом поместье вместе с семьей. Дни текут привычной чередой, а идеальному миру, лишенному забот, ничто не угрожает. Но однажды случается непоправимое – таинственно исчезает Тео, младший брат Элис. А вскоре после этого находят бездыханное тело друга семьи. Что это – самоубийство или преступление? И если самоубийство, то могла ли причиной стать пропажа Тео?В 2003 году детектив Сэди Спэрроу оказывается в Корнуолле. Гуляя по лесу, она случайно обнаруживает заброшенный дом – тот самый, в котором произошла трагедия.