Покайся, Арлекин! - [2]

Проказливая улыбка растянулась на его смуглом лице, на секунду проявились ямочки на щеках. Подергав себя за шевелюру ярко-рыжих волос, он содрогнулся под своим пестрым одеянием при мысли о том, что должно произойти. А потом бросил ручку управления вперед и согнулся под ветром в падающем вниз воздухолете. Он спланировал над тротуаром, специально сбросив лишних несколько футов, чтобы завернулись оборочки у модниц, вставил большие пальцы в приклеенные оттопыренные уши, высунул язык, закатил глаза и пошел кривляться, что было мочи.

Это была малая диверсия. Одного пешехода сдуло, и он шлепнулся, разбрасывая пакеты с покупками во все стороны, другая оконфузилась, подмочив себе нижнюю часть одежды, третья неожиданно растянулась поперек тротуара, и движение было автоматически остановлено служащими, пока ее выводили из обморока. Это была малая диверсия. Затем он закружился на бродяге-ветерке. И был таков. И-эх!

Обогнув карниз здания И.И.Д.В. (Институт Изучения Движения Времени), он увидел входящую на самодвижущиеся тротуары отработавшую смену. Привычной поступью, максимально экономя движения, они вливались на медленно текущую ленту тротуара и боком, боком переступали на более быстрые ленты до тех пор, пока не выстраивались чинно на экспресс-линии.

Опять растянулась в предвкушении проказливая улыбка, блеснули два ряда ровных зубов с щербинкой с левой стороны. Он снизился, спланировал и понесся над ними, затем, скрючившись в своем воздухолете, открыл защелки самодельных контейнеров, которые предохраняли груз от преждевременного падения. И как только он потянул защелки, каскадом полились на рабочих и служащих, стоящих на экспресс-ленте тротуара, желатиновые шарики общей стоимостью сто пятьдесят долларов.

Желатиновые шарики! Сотни тысяч, миллионы их — красных, желтых, зеленых, лакричных, апельсиновых, малиновых, ментоловых, круглых, гладких и сладких, таких тверденьких снаружи и мучнисто-мягких внутри — посыпались, затренькали, забрякали, зашуршали, зазвенели, падая на головы и плечи, каски и защитные щитки тимкинских рабочих, позвякивая на движущихся тротуарах, подскакивая и крутясь под ногами, наполняя небо цветами радости, детства, праздника. Они падали вниз проливным дождем, мощным ливнем, потоком цвета и сладости, прямо с небес, и попадали в эту вселенную стерильности и абсолютного порядка, и резали глаз своей нарядностью и беспечностью.

Желатиновые шарики!

Заваленная рабочая смена взвыла и взорвалась смехом, забыв о приличиях. А желейные шарики попали в механизмы движущейся ленты, и послышался жуткий скрип, как будто миллионом гвоздей царапали по сотне тысяч стекол, потом что-то закашляло, забулькало, ленты остановились, и все оказались сброшенными в одну большую кучу-малу — круговерть тел, рук, голов, ног. Они все еще смеялись и засовывали пригоршнями в рот маленькие шарики цветов детства. Это был праздник, веселье, полное безумие, хохот, радость, но…

Смена была задержана на семь минут.

Они опоздали домой на семь минут.

А главное, на семь минут был нарушен порядок.

Все части системы были отброшены этими остановившимися лентами на семь минут.

Он только слегка притронулся к первой костяшке домино, и — клак, клак, клак — одна за другой стали падать и упали все остальные.

Система была подорвана. Это была маленькая задержка, о которой, может, и упоминать-то было не стоило. Но в обществе, где в единую движущую силу сливались порядок и единство, пунктуальность и подчиненность всего движению часовой стрелки, поклонение богам истечения времени, эта задержка была страшным, огромным бедствием.

Ему было приказано явиться к Временщику. Это было передано по всей сети каналов коммуникации. Ему было приказано явиться туда точно к 7-00 и ни секундой позже. И они ждали и ждали, но он не появился до 10–30. Да и тогда, появившись, он просто спел песенку о лунном свете в каком-то Вермонте (никто прежде и не слышал ничего о таком месте) и опять испарился. Но они-то все ждали с семи часов, и это нарушило все их графики к чертовой матери. А вопрос остался: ну кто же есть этот Арлекин?

Остался открытым и еще один, пожалуй, из этих двух более важный вопрос: как же это мы попали в такую ситуацию, когда безответственный шутник, петрушка, шут гороховый может подорвать всю нашу экономическую и культурную жизнь всего лишь желатиновыми шариками на сто пятьдесят тысяч долларов…

Желатиновые, бог ты мой, шарики! Это сумасшествие! Где он мог взять деньги, чтобы купить этих шариков на 150 тысяч? (Они уже знали, что шариков было именно на эту сумму. Они сняли с планового задания и перебросили на самодвижущиеся ленты бригаду экспертов-аналитиков, чтобы пересчитать сладости и провести исследования, и это подорвало их графики и отбросило всю отрасль как минимум на день.) Желатиновые шарики, а?! Шарики желатиновые! Так-так, подождите секунду — секунда засчитана — но ведь никто уже сто лет не производит эти желатиновые шарики. Где же он их взял?

Вот вам и еще один хороший вопрос. Скорее всего ответа на него, к своему неудовольствию, вы не получите. Да и то, сколько их еще, этих вопросов?