Пока живы — надо встречаться - [13]
— Стукнешь два раза, — наставлял Чистяков. — Главное — не прозевай!
Максим хотел спросить, что же делается там, внизу, но не решился: не говорит — значит, не надо. И вспомнил слова друга: «Только ни о чем не спрашивай».
— А минует опасность, — продолжал Чистяков, — стукни один раз.
Максим обрадовался этому поручению, сознавая причастность к какому-то большому, важному делу, связанному с освобождением.
Четыре месяца прошло с той поры, как Максим впервые пришел в сигнальную. Недавно дали свет от местной электростанции. Это немаловажное обстоятельство заключенные использовали в своих целях. Теперь вертикальная труба, уходящая от батареи в подвал, у самого пола была перепилена. От выключателя, по пробитой в стенке канавке замурованный провод снижался к полу и, замаскированный плинтусом, подводился к батарее. Далее, спущенный вниз по трубе в приемный котлован, он тянулся к забою и в паропроводный коллектор. Теперь там тускло светились лампочки…
Всякий, кто посмотрел бы на Максима со стороны, подумал бы, что он занят штопкой сопревшей гимнастерки, но Максим пристально наблюдал за часовым, вышагивающим за внешним заграждением. Он знал, сколько времени нужно тому, чтобы дойти до главных ворот перед пятым блоком и до пулеметной вышки на углу возле первого блока…
Перед окном в торцевой стене, выходящим на первый блок, тренькал на мандолине Саша Поляник. На вид ему лет сорок: в неровно отрастающих седых волосах — зарубцевавшиеся раны, в глазах столько смертельной тоски, что можно подумать — пожил на свете человек, хлебнул горя. На самом деле парню было всего двадцать два года.
Прошлой осенью Саша был в той самой команде «капутчиков», у которых с повозки бежал притаившийся там Гончаров. Всю похоронную команду привели в панцирь-казарму, крепко избили. Переводчик сказал: «Вы помогли пленному бежать. За связь с партизанами вас расстреляют».
После допроса Поляника бросили в сырой каменный мешок с бурыми пятнами крови на стенах. Скорчившись от боли, он умирал от жажды и запекшимися губами облизывал влажные каменные стены. Каждый день вызывали на допрос, били резиновыми шлангами и шомполами, подвешивали за ноги и опять били. «Отвечай, кто помог бежать пленному? Кто стрелял в полицая? Где партизаны? Отвеча-ай!» Он терял сознание, его обливали водой, приводили в чувство и опять с усердием допрашивали. Одно время три дня не вызывали, а на четвертый пришли за ним, спросили: «Кто из санитаров второго блока был на погрузке?» — «Не видел». И опять начались избиения. А потом его, бесчувственного, приволокли и бросили в камеру смертников. Он лежал там среди своих знакомых, но редко кого удалось ему сразу узнать, настолько все были изувечены. Рваные, ободранные, с разбитыми лицами, они валялись на полу. У одного свернута челюсть, у другого выбит глаз, третий лишился всех зубов, в углу кто-то плакал и пытался что-то писать на стене. Поляник силился разобрать среди этих накорябанных букв надписи. Ему удалось прочитать: «Прощайте, родные. Умираю за тебя, Родина!»
Потом их вывели из подвала и под конвоем повели на дорогу смерти. Саше Полянику показалось обидным идти на расстрел молча, вроде как бы покорно. Он обвел прощальным взглядом высоченные сосны, которые помнил здесь с детства, и, собрав последние силы, звонко запел: «Реве та стогне Дни-ипр широкий!»
Обер-фельдфебель, склонный к садистским экспериментам, покачал головой и сказал:
— Жалко тратить пулю. Сам подохнет голодной смертью.
Поляника вернули, спустили по лестнице в подвал, где палач махнул палкой влево. Его протащили еще по коридору и втолкнули в камеру с надписью: «Тяжело смертельная».
В углу камеры возле маленького оконца он увидел две виселицы с повешенными. И понял Саша, что может и ускорить конец, если сам себе набросит петлю на шею…
Но не хватило сил сделать это, и голодной смертью он не умер, хотя валялся на холодном цементном полу и ждал смерти как избавления от мук. У него начался сыпной тиф, и немцы, боясь заразы, вывезли его в первый блок, названный «блоком смерти». Не знал Саша и того, что его избитое тело стало своего рода гарантией надежности, характеризовавшей его как истинного патриота.
Врач Гриша Белоус сказал своим друзьям: «Во что бы то ни стало надо спасти парня».
В больном, воспаленном мозгу Поляника крутился вихрь сменяющих друг друга видений. То он видел седого старика, перевязывающего ему бедро и указывающего на танки с крестами, идущие к Ростову. «Помни мои слова, сынок, — говорил старик, — все будет опрокинуто вверх колесами». То вдруг появлялась мать, провожающая его в военкомат. А потом начинал крутить осенний листопад и совершенно голый человек убегал в лес. Но чаще всего появлялись злые, с прищуром глаза палачей и стремящихся выслужиться перед немцами полицаев, отличавшихся особой жестокостью.
Раз Полянику показалось, что с его головы сдирают кожу. В угасающем сознании возник образ матери, он стал с ней прощаться, затем появился какой-то мужик, который называл его «братишечкой» и говорил что-то про живые кудри…
Его хлестали по щекам, убеждали проснуться.
— Парень, мы даем тебе ударную дозу опия, — говорил склонившийся над ним врач. — Только не спи. Слышишь? Иначе уснешь навсегда. Не спи!
Научно-популярный очерк об основных этапах освоения Сибири и Дальнего Востока.Большое внимание в очерке уделено освещению походов Ивана Москвитина, Василия Пояркова, Семена Дежнева, Ерофея Хабарова, Витуса Беринга, Геннадия Невельского и других русских землепроходцев и моряков.Институт военной истории министерства обороны СССР.Рассчитан на широкий круг читателей.
Русско-японская война 1904–1905 гг. явилась одним из крупнейших событий всемирной истории — первым жестоким вооруженным столкновением двух держав с участием массовых армий и применением разнообразной сухопутной и морской боевой техники и оружия. Она явилась, по существу, предвестницей двух мировых войн первой половины XX в.: воевали две страны, но в политических и экономических итогах войны были заинтересованы ведущие государства Запада — Великобритания, Германия, США, Франция. Этот геополитический аспект, а также выявленные закономерности влияния новой материальной базы вооруженной борьбы на развитие стратегических и оперативных форм, методов и способов боевых действий по-прежнему обусловливают актуальность исторического исследования Русско-японской войны. На основе исторических документов и материалов авторы раскрывают причины обострения международных противоречий в Дальневосточном регионе на рубеже XIX–XX вв.
Наше Отечество пережило четыре Отечественные войны: 1612 г., 1812 г., 1914 г. (так называлась Первая мировая война 1914–1918 гг.) и Великую Отечественную войну 1941–1945 гг.Предлагаемый читателю исторический труд посвящен событиям 1612 года, 400-летие которых отмечается в 2012 году. С 2005 г. в память об этих событиях, сплотивших народ, 4 ноября отмечается как всенародный праздник — День единения России.В книге раскрываются военные аспекты национально-освободительной борьбы нашего народа против польской и шведской интервенции начала XVII в.
В последние годы почти все публикации, посвященные Максиму Горькому, касаются политических аспектов его биографии. Некоторые решения, принятые писателем в последние годы его жизни: поддержка сталинской культурной политики или оправдание лагерей, которые он считал местом исправления для преступников, – радикальным образом повлияли на оценку его творчества. Для того чтобы понять причины неоднозначных решений, принятых писателем в конце жизни, необходимо еще раз рассмотреть его политическую биографию – от первых революционных кружков и участия в революции 1905 года до создания Каприйской школы.
Книга «Школа штурмующих небо» — это документальный очерк о пятидесятилетнем пути Ейского военного училища. Ее страницы прежде всего посвящены младшему поколению воинов-авиаторов и всем тем, кто любит небо. В ней рассказывается о том, как военные летные кадры совершенствуют свое мастерство, готовятся с достоинством и честью защищать любимую Родину, завоевания Великого Октября.
Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.
Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.