Пока жива надежда - [7]

— Что делает его таким же виновным, как и любого, вступившего в сговор с преступниками и снабдившего их средством доступа в частные владения.

— Он не знал, что там будет что-то украдено! Отец — честный человек!

— Честный человек не позволил бы таким людям, как вы мне их описали, войти в мой дом и делать там все, что им заблагорассудится, — отрезал Цезарио. — Зачем вы пришли ко мне? На что рассчитывали?

— Я думала, вы поверите — мой отец ничего не знал об ограблении…

Его рот искривился.

— Все, что у меня есть, — это только ваши слова. Если бы ваш отец оправдал возложенное на него доверие, никакого ограбления бы не было.

— Пожалуйста, послушайте меня… — Светлые глаза Джесс смотрели на него с мольбой. — Он честный человек и ужасно расстроен. Он в отчаянии от мысли, во что обошлось вам его простодушие…

— Простодушие — слишком мягкое слово для того, что я расцениваю как самое настоящее предательство, — перебил ее Цезарио. — Я еще раз спрашиваю: чего вы хотели от меня?

Джесс нервно покусывала губы:

— Я хотела, чтобы вы знали, как все случилось…

Цезарио презрительно рассмеялся:

— Нет, чего вы действительно хотели получить от нашей встречи? Полное отпущение грехов для вашего отца? И только потому, что я нахожу вас привлекательной? Вы на это рассчитывали?

Ее лицо вспыхнуло, как от пощечины. Джесс и в голову не приходило, что он до сих пор находит ее привлекательной.

— Конечно нет!

Его рот скривился в циничной усмешке.

— Да скажите мне, наконец, правду! Если мне и нравится ваше смазливое личико, то все же не настолько, чтобы я мог простить потерю картины стоимостью в полмиллиона фунтов. Вам стоило бы предложить мне более солидный выкуп.

Джесс смотрела на него в изумлении.

— Господи, да что вы за человек?! Я вовсе не собиралась предлагать вам ничего такого! — в ужасе выдохнула она, когда до нее дошел смысл его слов.

— Вот и хорошо. Потому что, несмотря на все оскорбительные слухи, которые распространяют обо мне британские таблоиды, я не общаюсь с женщинами, торгующими своим телом, — холодно процедил Цезарио, словно в насмешку над ее кипящим возмущением.

— У меня и в мыслях не было подобного! — повторила Джесс, потрясенная этим унизительным предположением.

Его глаза сузились.

— Значит, вы полагали, что я просто так прощу вашего отца? Вы считаете такую сделку нормальной?

— Сделку? Какую сделку? Вы говорите прямо как мои кузены. У вас испорченное воображение! — в шоке воскликнула Джесс. Унижение ее было предельным. Она выхватила из кресла свой жакет и стала надевать его, пытаясь спрятаться в свободных и привычных складках материи. Остаток ее речи вылился в крик оскорбленной гордости: — К вашему сведению — я не сплю со всеми подряд! И секс для меня не что-то вроде еды навынос! К тому же…

Его позабавила такая неожиданная вспышка и открытие: Джесс оказалась еще большей ханжой, чем он думал. Цезарио стоило усилий не рисовать в воображении картину ее гибкого тела, извивающегося в экстазе на шелковых простынях… Такая фантазия вряд ли была осуществима.

— Рад это слышать.

— К тому же… к тому же я девственница! — На мгновение Джесс замерла. Это признание как-то само собой сорвалось с ее языка. — Не то чтобы это имело значение, раз я вам все равно ничего не предлагаю… — пробормотала она, пытаясь спрятать свое смущение под потоком слов. — Но я признаю, что могла бы предложить вам буквально все, чтобы помочь моему отцу. Я просто в отчаянии…

Джесс подняла голову только затем, чтобы встретиться с его насмешливым взглядом.

— Девственница? Вы не можете быть девственницей — в вашем-то возрасте!

Ее пальцы сжались, она гордо выставила подбородок:

— Я вовсе этого не стыжусь. Чего тут стыдиться? Так уж случилось — я не встретила подходящего человека. Ну и что? Я могу жить и без этого!

А вот Цезарио уже не был уверен, что теперь сможет жить просто так с этой новостью. Неожиданно ему пришла в голову мысль — так вот в чем причина ее неловкости! Разумеется, он полагал, что у Джесс был какой-то опыт с мужчинами.

«Возможно, я оказался для нее слишком напорист или же моя репутация внесла свой вклад», — подумал он с раздражением.

Джессика Мартин оказалась нетронутой! И хотя в его постели никогда не было девственницы, он знал — ему бы пришлась по вкусу роль мужчины, открывающего женщине эту сторону жизни.

Почувствовав знакомую тяжесть в паху — как ответ на эти чувственные фантазии, он сдержал проклятие и выпрямился, снова взяв под контроль свое тело.

— Послушайте, неужели ничто не может изменить ваше решение? — в отчаянии воскликнула Джесс.

Этими опущенными веками на непроницаемом бронзовом лице он словно отрезал ее от себя. Он спросил, чего она ждет от него… Но она не знала, действительно не знала! Ей не удалось разбудить в Цезарио никакого ответного чувства рассказом о болезни ее матери и отчаянном положении отца. Теперь Джесс понимала: это было все равно что на скорости сто километров в час врезаться в каменную стену. Ее способности к убеждению оказались явно недостаточными.

На ее глазах выступили слезы — словно капли расплавленного серебра.

Цезарио был не из тех мужчин, которого мог растрогать женский плач, но к слезам Джесс он оказался не готов. Цезарио всегда считал ее эдаким «крепким орешком», учитывая работу, которой она занималась. Джесс уверенно обращалась с норовистыми жеребцами — и в то же время замирала от любой его попытки приблизиться к ней.