Пока я жива - [46]

Кэл протягивает маме Адама булавы.

— Хотите попробовать? — предлагает он.

Поколебавшись, она все же встает.

— Я вам покажу, что делать, — обещает Кэл.

На ее место садится Адам, наклоняется ко мне и произносит:

— Я не испугался.

И улыбается. Я улыбаюсь в ответ. Мне хочется прикоснуться к нему, но нельзя — входит папа и объявляет, что все готово. В одной руке у него бутылка хереса, в другой — разделочный нож.

Стол ломится от еды. Папа приготовил индейку, жареную картошку и пюре, пять видов овощей, гарнир и соус. Он включил свой диск Бинга Кросби, и мы едим под старомодные песни про колокольчики и снег.

Я думала, что взрослые будут обсуждать за столом ипотеку и прочее занудство. Но мама с папой подвыпили и нежничают друг с другом, так что неловкость исчезает.

Даже Салли не может сдержать улыбки, когда мама рассказывает о том, как ее родители решили, будто папа слишком прост для нее, и запретили ей с ним общаться. Она говорит о частных школах, о первых балах, о том, как она регулярно «заимствовала» пони своей сестры и ездила по ночам через весь город в муниципальный район на свидания к папе.

Папа смеется:

— Городок был небольшой, но я жил как раз на другом конце. К субботе бедный пони был так измотан, что больше не выиграл ни одного соревнования.

Мама наполняет бокал Салли. Кэл показывает фокус с ножом и салфеткой.

Наверно, таблетки переносят Салли в параллельный мир, потому что Кэловы манипуляции с салфеткой видны как на ладони, но она смотрит на него с восхищением.

— А ты умеешь что-нибудь еще? — спрашивает она. Кэл польщен.

— Кучу всего. Я вам потом покажу.

Адам сидит напротив меня. Под столом моя нога касается его. Я чувствую это каждой клеточкой тела. Я смотрю, как он ест. Когда он отхлебывает глоток вина, я представляю, каковы на вкус его поцелуи.

«Пошли наверх, — глазами показываю я. — Прямо сейчас. Давай улизнем».

Что нам будет? Что они могут с нами сделать? Мы разденемся и ляжем в мою кровать.

— Хлопушки! — восклицает мама. — Мы забыли про хлопушки!

Мы крест-накрест подаем друг другу руки, образуя вокруг стола рождественскую цепь. Когда мы тянем за хлопушки, во все стороны разлетаются шляпы, шутки и пластмассовые игрушки.

Кэл читает вслух свою шутку:

— Как назвать Бэтмена и Робина после того, как они попали под каток? — Никто не знает. — Блинмен и Угробин! — выкрикивает он.

Все, кроме Салли, смеются. Наверно, ей вспомнился покойный муж. Мне досталась несмешная шутка про мужчину, который решил приложиться к бутылке, но вместо этого приложился головой о столб. У Адама даже не шутка, а остроумное замечание, что, если бы Вселенная возникла сегодня, вся история человечества уложилась бы в последние десять секунд.

— Точно, — замечает Кэл. — Люди — ничто по сравнению с Солнечной системой.

— Может, мне стоит устроиться на фабрику хлопушек? — предполагает мама. — Представляете, целый год выдумывать шутки! Правда, весело?

— А я могу вкладывать в них шутихи, — подмигивает ей папа. Они явно перебрали.

Салли проводит по волосам:

— Давайте я прочитаю мою.

Мы шикаем друг на друга. У Салли грустные глаза.

— Заходит утка в аптеку за губной помадой и вспоминает, что забыла дома деньги, — читает она. — Аптекарь говорит: «С вас пятьдесят девять пенсов». «Спасибо, — отвечает утка, — намалюйте-ка мне счет на клюве».

Кэл разражается хохотом. Он падает со стула на пол и сучит ногами. Салли польщенно читает шутку еще раз. И правда забавно. Смех, точно рябь, щекочет желудок и подкатывает к горлу. Салли задыхается от смеха, сама удивляется своему хохоту, и от этого начинают хихикать мама, папа и Адам. Как же здорово. Какое облегчение. Не помню, когда я последний раз смеялась в голос. У меня по щекам текут слезы. Адам протягивает мне через стол салфетку:

— Возьми. — Его пальцы касаются моих.

Я вытираю глаза. Наверх, наверх. Я хочу погладить тебя. Я открываю рот, чтобы произнести вслух: «Адам, я приготовила тебе сюрприз, но он у меня в комнате, так что тебе придется подняться и забрать его», но тут раздается стук в окно.

Это Зои. Она прижимается лицом к стеклу, словно Мария из рождественской сказки. Она должна была прийти только к чаю, и не одна, а с родителями.

Зои приносит с собой холод. Она топает ногами по ковру.

— Всем веселого Рождества, — произносит она.

Папа поднимает бокал и желает ей того же. Мама поднимается из-за стола и обнимает Зои.

— Спасибо, — отвечает Зои и заливается слезами.

Мама приносит ей стул и носовые платки. Откуда ни возьмись появляются два сладких пирожка с кремом, приправленным бренди. Вообще-то Зои нельзя спиртное, но, наверно, крем не в счет.

— Я смотрела на вас в окно, — Зои шмыгает носом, — и мне показалось, будто это сцена из рекламы. Я едва не вернулась домой.

— Зои, что случилось? — интересуется папа.

Она засовывает в рот кусок пирога с кремом, быстро жует и глотает.

— Что вам рассказать?

— То, что сочтешь нужным.

— У меня заложен нос, и я отвратно себя чувствую. Хотите, расскажу об этом?

— Потому что повысился уровень хорионгонадотропина, — поясняю я. — Это гормон, который вырабатывается во время беременности. — Все замолкают и смотрят на меня. — Я читала в «Ридерз дайджест».