Пока я на краю. Повесть - [33]

– Да ты охренела вообще! – возмутилась Алка. – Плюс пять на улице!

Она сняла куртку и накинула на Жесть, та не сопротивлялась, но и не помогала.

Алкин взгляд лихорадочно высматривал детали. Нужно о чем-то говорить, нужно переключить внимание… Что-то не то у Жести с руками. Перебинтованное запястье.

Алка, как бы поправляя куртку, аккуратно провела по руке Жести – шрамы, шрамы, шрамы.

Жесть отдернула руку.

– Зачем ты так себя? Это же больно! – воскликнула Алка.

– Больно не это, – тихо сказала Жесть.

– А что? – спросила Алка.

«Нужно, чтоб она разговорилась… Черт, Якова бы сюда! От одного его присутствия становится легче, он умеет разговорить, он умеет успокоить…»

– Когда говорят, что тебя надо было при рождении отстреливать, – больно.

Алка приободрилась. Это конкретная проблема, ее можно решить.

– Да это дебилы всякие говорят, ты же не будешь слушать всяких… – начала утешать она.

– Это мама говорит, – перебила ее девушка.

– Да она просто погорячилась, – уверенно сказала Алка, – ну бывает. Знаешь, устала на работе…

– Ты не понимаешь, – сказала Жесть, – никто не понимает.

Алка только открыла рот сказать, что ее тоже никто не понимает, но Жесть ее опередила:

– Она говорит, что я позорище. Что я превратила ее жизнь в ад. Что она не знает, что сказать родным, что, если соседи узнают, она меня задушит сама. Я брак, понимаешь? Меня вообще не должно быть! Я ошибка, по мне психушка плачет.

– Ты из школы ушла? – спросила Алка. – Так переведись в другую, это можно исправить.

– Нельзя ничего исправить, – отчеканила Жесть, – это не лечится.

Алка по-прежнему ничего не понимала.

– У тебя рак? – спросила она.

– Я лесбиянка! – сказала Жесть с вызовом.

– Круто! – вырвалось у Алки. – Никогда не видела живой…

И тут она осеклась.

– Вот хоть мертвую увидишь, – сказала Жесть и усмехнулась.

От этой усмешки Алку бросило в холодный пот.

– Послушай, я все решила, – продолжила Жесть. – Я все равно ничего не чувствую. Руки режу – не чувствую. Вот ты говоришь, холодно. Не знаю, не чувствую. Я живу и мучаюсь. И всех мучаю. Плохо, что сразу не отстрелили. Давно бы уже…

Алка мельком глянула на часы: до 23:06 оставалось две минуты. Вот оно, спасение. Нужно болтать, развлекать, заговаривать зубы…

– Как тебя зовут? – спросила Алка.

– Венера, – равнодушно ответила Жесть, – мать все о богине мечтала. Я в школе сказала, что меня Вера зовут.

– Вера, послушай, – быстро заговорила Алка, – я знаю, как тебе помочь, просто поверь мне. Я не могу тебе ничего рассказать, потому что если я расскажу, то не сработает, я и так уже слишком много сказала.

Вера не среагировала.

– В конце концов выход есть всегда, – сказала Алка.

– Химическая кастрация?

– Ну зачем ты так! – не выдержала Алка. – Есть же страны, где ты сможешь жить нормально. Просто нужно потерпеть, выучить язык и уехать! Вот ты какой язык изуча…

– Потерпеть? – перебила Вера. – Что еще нужно потерпеть? Лучший друг растрепал всей школе, что я лесби, – я потерпела. Козлы эти вонючие на каждом шагу лапают, говорят, что меня просто нужно трахнуть и все пройдет, – потерпела. Мать полицию вызвала, когда я отказалась лечиться, это я тоже потерпела. Что еще?

Вера встала и направилась к краю крыши.

Алка вскочила:

– Вера, уезжай отсюда! Просто уезжай! Нужны деньги? Давай заработаем вместе, я тебе помогу!

– Да какого хрена я должна уезжать! – заорала вдруг Вера. – Я тут родилась, это мой город! Я хочу жить тут!

– Ты сама слышишь, что говоришь? – заорала в ответ Алка. – Ты сказала, что хочешь жить!

Вера остановилась. Алка глянула на часы.

– Все, двадцать три ноль семь, – сказала она уверенно и крепко взяла Веру за руку, – ты не успела.

Когда они выходили из подъезда, гастроном уже закрылся, было тихо и пусто. Вера шла абсолютно спокойно. Алка нервничала так, что дома еле попала ключом в замочную скважину.

* * *

К еде Вера не притронулась. В расстеленную постель в маминой комнате не легла. Села в кресле, обхватив колени, – и стала похожа на сжатую пружину.

Алка поняла, что ночь будет долгой. Она опустилась на пол перед креслом и начала говорить все, что приходило в голову.

Сначала в голову приходила всякая чушь. Про экзамены, заранее ненавистный юрфак и Валеру. Про Валеру Алла говорила долго: начала с того, как предлагала ему заняться сексом, и закончила случаем на дороге. Каждый эпизод старалась подать посмешнее, но Вера ни разу не улыбнулась. Только сказала неживым голосом:

– На дороге плохо. Почти наверняка живая останешься. А можешь вообще инвалидом стать. Прикинь – лесби-инвалид!

Алка не сдавалась. Сама не заметила, как рассказала про себя все. И про мысли о самоубийстве («Ну ты КаплюМрака читала, ты в курсе!»), и про общение с командой Якова. Сначала избегала слов на букву «с» – «смерть», «суицид», «самоубийство», – но потом заметила, что Вера только на них и реагирует. Алке очень хотелось увидеть хоть какую-то реакцию, она принялась рассказывать все подряд без всяких купюр.

В конце концов поймала себя на том, что описывает Вере историю ее же, Веры, спасения с крыши. Алка присмотрелась и поняла, что именно эту часть рассказа Вера слушает внимательнее всего.