Пока ты молод - [50]
— Вот мы уже и у гостиницы, — обрадованно засвидетельствовал Рева, перебив размышления Сергея. — Отсюда до моих пенатов совсем-таки близко. Смотрите, вон в низине справа переливается на солнце зеленая черепица между деревьями. Это мой дом и мои яблони, посаженные в далекие годы туманной юности вот этими руками. — Он неуверенно, по-школьному робко, но вместе с тем и гордо простер вперед руки, вывернув широкие бледноватые ладони.
Чтобы не показаться невежливым, Сергей начал расспрашивать его о саде, о самых урожайных годах, и тот с упоением до мельчайших подробностей начал рассказывать биографию своих яблонь. Он помнил цифры сборов по годам в килограммах, а то и в штуках, помнил весовые рекорды отдельных деревьев и плодов…
Они пришли к Реве, и тот, спустившись в погреб, вынес оттуда небольшую в плетеном футляре бутыль с компотом и поставил ее на столик в тени старой с подпорками яблони.
К величайшей радости Сергея, компот оказался цепеняще холодным и медово душистым, хотя ему слегка и недоставало сладости. Он попробовал было пить крупными глотками, но у него перехватило дыхание, и он закашлялся и начал мельчить глотки.
Хозяин отпил полкружки, затем грузно выбрался из глубокого шезлонга и направился в дом. Спустя несколько минут он вернулся обратно с большим темно-коричневым альбомом в ледериновом переплете, положил его перед Сергеем, уселся на свое место. Бережно, почти с фанатической святостью открыл первую страницу, и Сергей увидел маленькую пожелтевшую от времени вырезку газеты. Рева как-то по-детски стеснительно улыбнулся.
— Это, так сказать, моя скромная проба пера, первые мои строки, напечатанные типографским способом. И, представьте себе, все слова в этой, как говорится, информашке мои. Ни замены, ни прибавлений.
Реву уже, видимо, не стесняло присутствие гостя. Он полез в карман брюк, но на этот раз вытащил оттуда не платок, а пудреницу. Открыл, посыпал потные ладони, потер ими, затем снова посыпал и, расстегнув рубашку, начал растирать шею и белую безволосую грудь.
Сергей бегло просмотрел пять-шесть желтых вырезок. Под каждой из них стояли написанные от руки даты, названия и номера газет, также потускневшие от времени. Строки заметок в общем были бойкие, стреляющие, и от этого в них была что-то подкупающее, юношеское. Сергей высказал свои впечатления о них. Польщенный похвалой, автор еле заметно покраснел и, как бы силясь вспомнить что-то давно забытое, жестко потер ладонями лоб, тем самым стараясь скрыть от собеседника свою радость. Затем он положил руки на стол и, неожиданно погрустнев, пожаловался:
— Глянешь порой на эти вот следы своей молодости, и вдруг такая тоска на тебя нападет, придут такое зло и обида, что плакать хочется. Не могу я ведь сейчас такое повторить: годы преклонные, семья, привычки заставляют быть осторожным, хладнокровным и спокойным. — Он заерзал в шезлонге, удобней уселся. — А иногда бывает, скажу я вам, и совсем обратное. Ну вот взять хотя бы наш завод. Вернее — мой завод, так как я с ним связан по рукам и ногам от его первых колышков, от древних комсомольских субботников, недосыпаний. Здесь я рос и физически, и духовно, и административно. Теперь же все это поблекло, как вот эти вырезки… Я, конечно, повторяю, не в обиде на вас, молодых. Но есть и мне за что пожаловаться на вас.
— За какие же грехи? — выпалил Сергей так резко и неожиданно, что будь на месте Ревы кто-нибудь другой, никогда не спрашиваемый журналистами, то это наверняка бы отпугнуло его от Сергея, заставило бы говорить с ним самыми сухими словами и цифрами. И вряд ли тогда наладился бы разговор.
Но Рева все это хорошо понимал и потому не стал скрытничать, тем более что он уже себя подготовил для этой беседы и ему не терпелось высказаться. Он слегка приподнялся и, налегая грудью на почерневший от не первой зимовки в саду стол (видимо, Рева не раз так делал, когда приходилось выступать с трибуны), начал рассказывать о заводских делах.
Оказывается, завод уже второй год недовыполняет свои производственные планы. А вот раньше, при прежнем, смещенном руководстве, в которое, кстати, входил и Рева, этого почти никогда не замечалось. Даже в трудное восстановительное время все как-то получалось по-иному. Были, конечно, иногда штурмовые периоды, за это доставалось и от министерства и от печати, но все же так, как сейчас, завод не заходил в тупик. А все потому, что появилось больше идей, чем деловитости. Бесконечное количество работников разъезжает по командировкам в разные концы страны, на разные однотипные заводы. Тратится время и невиданные деньги на эти расходы для того, чтобы не отстать от моды переоборудования. Каждому хочется быть умнее других, независимо от того, умен ли он на самом деле или нет. И мало кто думает о том, легче ли от таких благих намерений плану или же наоборот…
Сергей слушал внимательно, время от времени переспрашивая фамилии, нумерацию цехов, даты и заносил все это в записную книжку, не полагаясь на память, которой он иногда любил не без основания похвалиться. В рассказе Ревы было много увлекающего, но Сергей пока не улавливал, не находил в нем того, как он после говорил, позвоночника, тех костей, на которых можно было бы наращивать мясо критической статьи. Не находил он и самого нужного вопроса рассказчику и задавал большей частью второстепенные, не совсем профессиональные.
Антарктика и Москва, китобойная флотилия и городская больница — место действия; пилот вертолета и врач — главные герои романа. Автор показывает своих героев в часы и дни высочайшего духовного напряжения, драматических событий, сложных жизненных ситуаций — это те «звездные часы» в жизни, когда обстоятельства требуют проявления лучших человеческих качеств.
Зафесов Геннадий Рамазанович родился в 1936 году в ауле Кошехабль Кошехабльского района Адыгейской автономной области. Окончил юридический факультет МГУ. Работал по специальности. Был на комсомольской работе. Учился в аспирантуре Института мировой экономики и международных отношений АН СССР. Кандидат экономических наук В 1965 году пришел в «Правду». С 1968 по 1976 год был собственным корреспондентом в Республике Куба и странах Центральной Америки. С 1978 по 1986 год — собственный корреспондент «Правды» в Италии.
Читателю широко известны романы и повести Евгения Пермяка «Сказка о сером волке», «Последние заморозки», «Горбатый медведь», «Царство Тихой Лутони», «Сольвинские мемории», «Яр-город». Действие нового романа Евгения Пермяка происходит в начале нашего века на Урале. Одним из главных героев этого повествования является молодой, предприимчивый фабрикант-миллионер Платон Акинфин. Одержимый идеями умиротворения классовых противоречий, он увлекает за собой сторонников и сподвижников, поверивших в «гармоническое сотрудничество» фабрикантов и рабочих. Предвосхищая своих далеких, вольных или невольных преемников — теоретиков «народного капитализма», так называемых «конвергенций» и других проповедей об идиллическом «единении» труда и капитала, Акинфин создает крупное, акционерное общество, символически названное им: «РАВНОВЕСИЕ». Ослепленный зыбкими удачами, Акинфин верит, что нм найден магический ключ, открывающий врата в безмятежное царство нерушимого содружества «добросердечных» поработителей и «осчастливленных» ими порабощенных… Об этом и повествуется в романе-сказе, романе-притче, аллегорически озаглавленном: «Очарование темноты».
Анатолий Иоффе, врач по профессии, ушел из жизни в расцвете лет, заявив о себе не только как о талантливом специалисте-экспериментаторе, но и как о вполне сложившемся писателе. Его юморески печатались во многих газетах и журналах, в том числе и центральных, выходили отдельными изданиями. Лучшие из них собраны в этой книге. Название книге дал очерк о применении гипноза при лечении некоторых заболеваний. В основу очерка, неслучайно написанного от первого лица, легли непосредственные впечатления автора, занимавшегося гипнозом с лечебными целями.
Человек и современное промышленное производство — тема нового романа Е. Каплинской. Автор ставит перед своими героями наиболее острые проблемы нашего времени, которые они решают в соответствии с их мировоззрением, основанным на высоконравственной отношении к труду. Особую роль играет в романе образ Москвы, которая, постоянно меняясь, остается в сердцах старожилов символом добра, справедливости и трудолюбия.
Виктор Макарович Малыгин родился в 1910 году в деревне Выползово, Каргопольского района, Архангельской области, в семье крестьянина. На родине окончил семилетку, а в гор. Ульяновске — заводскую школу ФЗУ и работал слесарем. Здесь же в 1931 году вступил в члены КПСС. В 1931 году коллектив инструментального цеха завода выдвинул В. Малыгина на работу в заводскую многотиражку. В 1935 году В. Малыгин окончил Московский институт журналистики имени «Правды». После института работал в газетах «Советская молодежь» (г. Калинин), «Красное знамя» (г. Владивосток), «Комсомольская правда», «Рабочая Москва». С 1944 года В. Малыгин работает в «Правде» собственным корреспондентом: на Дальнем Востоке, на Кубани, в Венгрии, в Латвии; с 1954 гола — в Оренбургской области.