Пока смерть не разлучит нас - [4]

Темнота запульсировала под веками; зажмурившись, Старший почувствовал, как мягкие и чуткие руки верного Джованни поддержали его под локоть, и мужчина принял предложенную помощь – своему телу он уже не доверял.

К чести слуги, тот не стал испуганно бормотать и пытаться звать лекаря, а принял единственное верное решение — самолично помог господину дойти до кресла и не отпускал его, пока епископ не откинулся на спинку сидения, не сдержав короткий стон боли.

— Джованни, у этого колдуна есть имущество? – не открывая глаз, спросил Старший и приложил тонкие бледные пальцы к вискам в бесплодной попытке унять пульсацию боли, которая оказалась дурным вестником.

— При нем был кошель, который сразу же отобрали, об остальном я не знаю, — растерянно отозвался юноша.

— Скажи начальнику тюрьмы — пусть завтра этого колдуна приведут на допрос. Я лично выясню, насколько он богат или беден и будет ли хоть какая-то польза от его жалкого существования. Иди, мальчик, — Старший слабо махнул рукой, отсылая слугу. Головная боль терзала его не хуже инквизиторских пыток, и мужчина едва подавил желание прикусить нижнюю губу до крови.

Не было никаких сомнений, что тот «колдун», этот зарвавшийся, дерзящий председателю и его помощникам глупец, которому очевидно совсем не была дорога жизнь, являлся его братом. Чёрт знает, где носило того все эти долгие годы — Старший давно отчаялся и потерял брата из виду.

Боги, ну почему, почему младший брат оставался таким же легкомысленным и самоуверенным, как и в былые времена?

Старший устало потёр лицо ладонями, признавая своё полнейшее бессилие — допрос должен был состояться завтра. Нужно было лишь немного подождать, а пока только надеяться, что пребывание в камере прибавит Младшему ума и осмотрительности.

***

Извилистая ступенчатая лестница вела прямиком в тюремный каземат.

Старшему большого труда стоило провести целые сутки в томительном ожидании, а ещё большего — величественно спускаться вниз, придерживая края сутаны и не позволяя себе перейти на быстрый шаг.

Комната для допросов даже в самую невыносимую жару неизменно встречала посетителей влажной сыростью и сильным запахом плесени. Старший не любил это помещение, стараясь тратить на визиты к арестантам как можно меньше времени. Что не скажут добровольно, скажут под пытками – линия проведения дознаний была проста и более чем эффективна.

Расположившись за громоздким столом, Его Преосвященство кивнул монаху, разрешая привести колдуна на допрос. Двое стражников ввели арестанта — молодому человеку пришлось пригнуться, чтобы не удариться макушкой о притолоку двери. Пленник был высок, смолянисто-чёрные кудри спутались, а рубаха зияла прорехами в нескольких местах; сквозь серую ткань просвечивал кусочек молочно-белой кожи.

Руки колдун держал перед собой — железные грубые браслеты сковали запястья, от них вниз тянулась короткая цепь, соединяющаяся с ножными кандалами. Длина цепи не позволяла ему разогнуться в должной мере, отчего пленник был вынужден унизительно сутулиться.

Но это была только видимость — увидев восседающего за столом епископа, узник гневно сверкнул глазами и замешкался, разглядев наконец его лицо. Секунда промедления стоила колдуну грубого тычка в спину, но тот почти не заметил этого, всецело поглощённый личностью епископа.

Старший вздохнул и дал знак монаху записывать эту беседу в протокол.

— Назовите себя, — потребовал он. Узник прищурился, его прозрачно-голубые глаза всё ещё полыхали негодованием, но он в показном смирении опустил голову.

— Идальго Карлос Ривейра де Лавера, — представился он, громыхнув цепями и переминаясь с ноги на ногу.

— Откуда вы прибыли в Севилью, идальго? – поинтересовался епископ, сложив ладони вместе и уперев их в подбородок.

— Я возвратился с Иберийского полуострова после успешного взятия нашими войсками Гранады*. Воевал за их королевских величеств, отвоевывая земли у мусульман.

— Вы знаете, в чем вас обвиняют, де Лавера? – строго спросил Старший.

— В колдовстве. Но ЭТО – не колдовство! Я все могу объяснить! – запальчиво воскликнул узник. Кандальная цепь протестующе громыхнула по каменному полу.

— Молчать! – прикрикнул на него епископ, стукнув ладонью по столу. — С нас достаточно этих бесовских речей! Вы должны покаяться и пройти очищение огнем, тогда, избавившись от заблуждений, ваша душа непременно попадет на небо.

— Костер? За что? Я — истый христианин, сражался и проливал кровь под королевскими знаменами во славу церкви, изгоняя иноверцев с земель, что теперь принадлежат Испании, — горячо запротестовал пленник. — Так за что же меня ждёт такая участь?

— У вашей семьи есть имущество? – вкрадчиво поинтересовался Его Преосвященство, кидая быстрый взгляд на монаха, что усердно скрипел пером поодаль. Лысоватый монах спешил записать их разговор, не замечая ничего кроме своей работы.

— Я был младшим сыном, вся моя семья умерла во время эпидемии холеры, что свирепствовала в наших краях. Продав поместье, я отправился в путь, предлагая свою шпагу тем, кто может за нее заплатить.

— Может, у вашей семьи было еще какое-то имущество, кроме поместья? – епископ едва заметно кивнул на монаха, так, чтобы это не укрылось от цепкого взгляда арестанта. Светлые глаза торжествующе блеснули сквозь спутанные кудри, падающие на лицо.