Пока подружка в коме - [87]

Условия моего с ними общения установлены очень строгие. Приходится быть кратким, особо не наговоришься. На каждую встречу мне выделяется «X» времени, и за этот промежуток я должен достичь определенного результата.

Результат – слово, которое больше подходит какому-нибудь старшему смены в «Макдоналдсе», который воспитывает своих подчиненных. Но, сами понимаете, жизнь – она ведь такая и есть. Мы все время добиваемся каких-то результатов. Каждую секунду мы пересекаем очередной финиш, забиваем очередной гол под рев трибун, приветствующих наше очередное достижение. Перешел улицу, почистил яблоко, поздоровался с девушкой «Мисс Январь» этого города – всякий раз мы будто рвем финишную ленточку на олимпийском стадионе под гром аплодисментов. Вселенная хочет, чтобы мы побеждали. Она делает так, что, даже проигрывая, мы побеждаем. Эх, жаль, что я не могу всю жизнь бежать себе нагишом по улицам рано утром, на рассвете!

Впрочем, чего это я? Разговорился. Мне ведь к Лайнусу пора. Вон он куда забрался – на самую высокую точку в окрестностях, откуда видно далеко вокруг: граница с Соединенными Штатами, Олимпийский полуостров. Небо чистое, прозрачное, как линза. На востоке, милях в ста, возвышается Маунт Бейкер – Фудзияма американского континента, прочная как свинец, белая как свет.

Лайнус думает обо мне и одновременно о времени – о смерти, бесконечности, о том, что есть выживание и жизнь, о том, что такое время. В общем, вернулся к тем же вопросам, на которые уже искал ответы в юности. Он вообще был единственным из нас, кому приходило в голову задавать себе вопросы более серьезные, чем «где мы собирались сегодня посидеть?». Я всегда с уважением относился ко всему, что он говорил.

Он сидит на еще теплом капоте машины, припаркованной на той самой площадке, где год назад они снимали кино. Фургоны и трейлеры так и стоят на улице. Перед ним раскинулся безмолвный неподвижный город, изуродованный ожогами, ссадинами и лишаями.

И вот посреди всей этой тишины слышится нарастающий шум, и вдруг: ба-бах! – в памяти Лайнуса мелькает: пьяный отец грохнул кулаком по столу. Земля гудит, на востоке видно, как Маунт Бейкер выбрасывает из своего жерла струю лавы, которая, клубясь, превращается в подобие атомного гриба над Нагасаки. Вскоре ударная волна проносится по окрестностям. Лайнуса валит на землю. В окнах ближайших домов лопаются стекла.

– Ни хрена себе!

Зрелище величественное, роскошное и печальное. Печальное потому, что столь немногим дано созерцать его и сохранить о нем память. Лайнус даже не мог бы сказать наверняка, является ли это извержение новостью. «Новостей» больше как таковых не существует. Маунт Бейкер с таким же успехом мог извергаться где-нибудь на Юпитере. Тут-то я и появляюсь.

– Лайнус, привет.

– Джаред! Здорово, что пришел. Смотри, что творится! Блин, понимаю, конечно, что фигню говорю, но хоть с кем-то поделиться надо. Красиво ведь.

– Согласен. Красиво так, что даже жуть берет.

Маунт Бейкер прекращает извергать лаву, но из жерла по-прежнему поднимается столб дыма и пара. Этот столб ветер рвет на облака, которые не торопясь уносит на восток – в сторону Альберты, в Айдахо, Монтану, к обеим Дакотам. Лайнус разрывается между созерцанием этого зрелища и желанием пообщаться со мной.

– Знаешь, старик, я так по тебе скучал. – Он пытается дружески обнять меня; его руки при этом проваливаются в пустоту.

Я парю над землей – светящийся, искрящийся – как обычно.

– Джаред, ты такой молодой, совсем мальчишка.

– Ты и сам был таким когда-то.

– Давно это было.

– И не говори.

Лайнус рассматривает меня повнимательней.

– Слушай, Джаред. Тут столько всего происходило, уже без тебя. Ты в курсе, что и как тут творилось?

– Да, в общих чертах. У меня, правда, и там дел хватало.

– Мы развеяли твой прах над океаном. Твой отец взял напрокат яхту. День был ясный – как сегодня. Там, на борту, мы и помолились.

– Я был там.

– Хорошо все прошло. Родители у тебя были замечательные. – Снова пауза, взгляд на вулкан. – А знаешь, мы ведь так и не свыклись с мыслью, что тебя с нами нет. В первую очередь Ричард. Потом Карен впала в кому, и это Ричарда просто добило. У него вся жизнь наперекосяк пошла. Сдается мне, что между тем, что случилось с тобой и с Карен, есть какая-то связь. Не просто так все это. По крайней мере вы оба снова здесь, с нами.

– Ну, это ты правильно заметил.

– Объяснил бы, какая связь между всем этим? Между тобой, Карен и концом света?

– Вот ведь заладили все! Поймите вы, я вам еще много чего расскажу, и скоро. Но не сейчас, а когда придет время.

– О господи! Хороши вы с Карен. К чему вся эта таинственность, намеки? Ты пойми, я ведь уже голову себе сломал, пытаясь разобраться в причинах того, что случилось за прошлый год. Но так ни черта и не понял.

– Скорее всего разгадка окажется совсем не такой, какой ты ее себе представляешь. Да, кстати, если уж заговорили об этом, – сам-то ты как этот год пережил?

– Было страшно. Одиноко. И до боли пусто! Знаешь, я все время ловлю себя на том, что не перестаю ждать появления людей – или самолета в небе, или машины на шоссе. И все напрасно, как ты понимаешь. А привыкнуть к этому никак не получается.