Пока не видит Солнце - [46]

На следующий день после выписки, я, возвращаясь вечером с работы, зашла в аптеку, чтобы купить препараты по выписанному врачом рецепту. Уже на подходе к дому я почувствовала что-то неладное. В окнах не горел свет, хотя на улице уже было темно. Открыв дверь веранды, я увидела маму Свету, висящую в петле в коридоре. Голова ее была откинута в сторону, язык вывалился. Застывшее тело медленно раскачивалось на веревке. Зрелище было жуткое.

От шока я встала как вкопанная, не имея сил пошевелиться. Я стояла перед открытой дверью несколько минут, пока за моей спиной не послышался истошный крик одной из подруг мамы Светы. Он и вывел меня из оцепенения.

Так не стало моей любимой мамы Светы – единственной женщины, которая по-матерински заботилась обо мне. Я осталась совсем одна.

После похорон я нашла в ее бумагах дарственную. Она отписала мне свой дом, но это было слабым утешением. Ее навязчивые страхи и бредовый лепет навсегда застряли у меня в голове. Я часто вспоминала ее слова и думала о Тихоне, который так и не вернулся.

Всю свою энергию и свободное время я посвятила работе. Благо, подруги мамы Светы обеспечивали меня заказами, а я старалась не разочаровывать их. Я знала, по каким каналам Надежда получала журналы мод, и выписала себе вторые экземпляры. По этим журналам я придумывала новые коллекции. Вскоре весть обо мне разлетелась по всему городу, с заказами на выходных я уже не справлялась, а клиентов становилось все больше. Вот тогда я приняла решение работать на дому.

Так прошел год. За исключением посещения рынка и продуктовых магазинов, я почти не выходила из дома. Количество заказов позволяло мне вести безбедную жизнь. А вот личная жизнь не складывалась. Пока я работала, не чувствовала себя одинокой – скорее, наоборот, была рада, что меня никто не отвлекает. Но когда наступала ночь, одиночество и тоска обволакивали сердце, и я частенько плакала, уткнувшись в подушку. Несколько клиенток пытались познакомить меня со своими сыновьями, но когда узнавали, что у меня не может быть детей, их желание мгновенно улетучивалось. Свое бесплодие я не скрывала, сама не знаю, почему. Наверное, ждала Тихоню и таким образом заранее ограждала себя от женихов.

Однажды вечером я стояла, склонившись над столом, и выкраивала платье. В ворота постучали. Я пошла открывать, будучи уверена, что это пришла одна из моих клиенток, которой была назначена очередная примерка. Когда открыла дверь, ноги мои подкосились: передо мной стоял Тихоня!

Глаза его были потухшими и безжизненными. Он сильно похудел, ссутулился и выглядел хуже, чем когда вернулся из тюрьмы. Стоя перед воротами, он с опаской оглядывался по сторонам. Я поспешила впустить его в дом. Он спросил, где Света, я ответила, что она умерла. Казалось, он не удивился, а всего лишь услышал подтверждение. Даже не спросил, как она умерла, чем вызвал у меня недоумение. Затем попросил поесть, и я быстро приготовила ужин. Пока возилась на кухне, я постоянно поглядывала на него. Взгляд Тихони стал тяжелым, из груди постоянно вырывался стон, словно ему доставляло невероятных усилий находиться рядом со мной. Он сказал, что приехал в город на поезде, но я была уверена, что он солгал – и тут же испытала разочарование. Сколько времени я ждала его, сколько слез вытекло из моих глаз, а первое, что произнесли его уста – ложь!

После ужина он сел перед телевизором и уставился на экран. На его лице не было никаких эмоций, он смотрел в одну точку и о чем-то думал. Казалось, он принимал какое-то важное решение, поэтому я старалась ему не мешать.

Я постелила ему на диване в гостиной, а сама легла в спальне. Среди ночи почувствовала, как он сел ко мне на кровать, открыла глаза и спросила, что ему нужно. Тогда-то он и начал изливать все, что накопилось у него на душе. Говорил, что, узнав об аборте, возненавидел меня, что хотел убежать от меня так далеко, чтобы больше никогда не видеть и не слышать. Говорил он жестко, каждое его слово как хлыст больно полосовало мое сердце. Я лежала молча, не двигаясь, и слушала его с предельным вниманием. На похороны матери он не пришел только потому, что знал, что там буду я, но он был на кладбище и видел меня издалека, а ведь именно там я его и почувствовала. Затем он сделал паузу и продолжил, но уже совсем другим тоном. Сказал, что чем дольше меня не видел, тем больше сходил с ума. Он много говорил о своих чувствах и в конце монолога неожиданно признался мне в любви. Сказал, что мы две половинки одного целого и никогда не должны предавать друг друга.

После этих слов напряжение между нами вдруг исчезло и мы даже не осознали, как быстро оказались в объятиях друг друга. И снова два дня и две ночи мы провели, не вылезая из постели. Я повесила на ворота записку, что больна гриппом и пока не принимаю клиентов. От переполнявших меня чувств я была словно в пьяном угаре: толком не соображала, путала слова и часто забывала, о чем хотела спросить, словно это было и не важно. Я вновь испытала чувство единения с любимым и растворилась в нем без остатка.

Вечером через два дня он сказал, что ему нужно уехать, и что сюда он больше не может вернуться. Он попал в какую-то передрягу и в этом городе теперь небезопасно. Велел мне найти покупателей на дом и ждать от него вестей. Как только я их получу, я должна буду без промедления приехать в назначенное место. Я была согласна на все, лишь бы быть с ним рядом. Даже на минуту не задумалась, какие именно неприятности могут заставить столь поспешно убегать из города.