Пока медведица на небе - [11]

– Клав, – крикнула из дома Сенька, – а ты чего не подстриглась, опять передумала?

Да, у Клавы был пунктик: она мечтала подстричься очень коротко, даже записывалась не раз к парикмахеру, но в последний момент всегда отказывалась от этой идеи. Вот и сегодня у нее была запись к мастеру, о которой она в силу очевидных причин просто благополучно забыла. Обычно Клава оправдывала свою трусливость тем, что боится неудобства, сама же знала, что боится другого – перемен. Как-то цыганка на рынке сказала ей: «Как только волосы свои сострижёшь, жизнь твоя сильно изменится», – вроде и не верила Клавдия цыганкам, а пунктик теперь присутствовал. И ведь не уточнила старая, в какую сторону – в хорошую или плохую, а Клава совсем недавно привела свою жизнь к стабильному спокойствию, такому желанному и прекрасному, о котором постоянно мечтала, поэтому перемен она боялась так, как блондинки – постареть, – до ужаса и круглосуточно. Но, похоже, даже без стрижки перемены ее настигают, и никуда от них уже не деться. Вместо ответа Сеньке Клава запела себе под нос детскую английскую песенку, которую она давным-давно от нечего делать сама перевела на русский.

– Встала утром, решила сменить прическу,

Поняла вдруг, что все дело в ней.

Скучновата, проста, не хватает лоску,

И с такой мне еще грустней.

Я пошла к брадобрею за новым счастьем,

Надев самый яркий наряд.

Тот наряд, что я, разобрав на запчасти,

Портному верну назад.

Прихватив саквояж, подаренный другом,

Самых резких лиловых цветов,

Ботинки надела с чечёточным стуком,

Наряд, посчитала, готов.

Но прическа, так классно украсив мой образ,

Почему-то не помогла.

И я внешне прекрасна, и стиль мой отточен,

Но внутри все такая же мгла.

– Клав, – Сенька выскочила из дома и начала кричать прям от двери, – ты только не нервничай, ты же знаешь Булю, я бы никогда, а она, даже в больницу уезжая, наказала мне, – Сенька, держа в одной руке две больших столовых ложки, другой робко протянула ей маленький сверток.

У Клавы сегодня был день рождения, тридцать три, Буля и Сенька это знали, а еще они обе знали, что Клава вот уже пятнадцать лет не празднует его. Она постаралась забыть про этот день навсегда. О дате рождения не знали даже на работе, для этого Клава приложила множество усилий. Друзей же, чтоб звонили и поздравляли, несли шарики и дергали за уши, у Клавы никогда и не было. Пятнадцать лет назад в свой восемнадцатый день рождения Клава вернулась домой и нашла обоих родителей мертвыми – они угорели. Никто так и не понял, почему им приспичило затопить печку двадцать седьмого мая и забыть открыть задвижку. В детский дом, чего она боялась больше всего, Клаву не отдали, ведь она уже совершеннолетняя, но она осталась один на один со своим горем. Именно в эту трудную минуту Буля, как они сейчас ее с Сенькой называют, просто соседка, просто пожилая воспитательница детского дома, не оставила бедную девочку в беде, оплатила похороны родителей, поддержала, не дала сгинуть, раскиснуть. Только Буля, ну, теперь еще и Сенька, знали, когда у Клавы день рождения и почему она его не отмечает.

– Буля просила передать, что прошло пятнадцать лет и надо жить дальше, – Сенька стояла с большими ложками в руке, ей очень хотелось мороженого, но она не решалась нарушить такую минуту. Клава, передумавшая сегодня за день целый вагон мыслей, пожалела единственную подругу.

– Что стоишь, садись, налетай, а я Булин подарок буду смотреть, – пытаясь не расплакаться, сказала Клава.

Сенька не заставила себя ждать, схватив ложку, присела рядом и стала уминать любимое фисташковое мороженое.

– Ты меня прости, – как-то чересчур по-взрослому сказала она. – Я бы никогда, но Буле отказать не смогла, особенно когда она в больничку уезжала. Третий раз за месяц, ой, чую, совсем сдает она, что ж я делать-то буду без нее, – и, словно вспомнив про день рождения, добавила: – Не обижайся.

– Все нормально, – сказала Клава, разворачивая подарок, она не получала их уже пятнадцать лет, родители, хоть и пили беспробудно, про ее праздник старались не забывать, и самый простой, но подарок у нее был всегда. – У меня сегодня есть на чем заморочиться, ко мне едет большое начальство, и, скорее всего, меня уволят. Поэтому права Буля – надо уже что-то менять.

Тридцать три, возраст Христа, на самом деле странный возраст. С одной стороны, у среднестатистического человека, как она недавно прочитала в журнале «Психология отношений», в этом возрасте уже все уложено по полочкам: работа, дом, вторая половинка, к которой еще не угасла страсть, дети маленькие, а это, как известно, маленькие бедки, эдакая счастливая картина жизни. Вот только после этой даты многие люди понимают, что живут с нелюбимым человеком, работа набивает оскомину, а вчерашние милые детки преподносят первые неприятные сюрпризы. Но бывают и исключения, именно таким исключением Клава считала себя: семьи нет, детей нет, да и работу она вот-вот потеряет. В тридцать три, согласно статье, по статистике, многие начинают новую жизнь: новая семья, дети и новая работа, некоторые меняют место жительства, квартиры, города и даже страны, Клава же первую еще не построила, что говорить о второй. Печально. Слезы навернулись на глаза, но Клава мужественно их остановила, прорвемся, не в первый раз. И вообще, почему я должна верить какому-то журналюге, который решил заработать денег и несёт первое, что ему в голову придёт? Я индивид, у меня будет все по-другому, замуж я выйду по большой любви, раз и навсегда, а детки меня будут только радовать, а чтоб они не преподносили сюрпризы, буду любить их сильно-сильно, и тогда они вырастут хорошими людьми.