Пока Майдан не разлучит нас - [25]

Решительно направляюсь к попутчикам.

– Хай! – говорю. – Я ваша соседка по автобусу. Можно с вами? Мне страшно.

Ничуть не удивившись, попутчики сияют радушием в ответ. Особенно доволен усач. Расправляет плечи, поправляет усы, произносит радушное приветствие европеоидной гостье. Наверное, точно так же его гордые предки приветствовали европейцев, которые впоследствии поработили их. «Ничему жизнь людей не учит, – комментирую про себя радушие латиноамериканца и тут же осекаюсь: – Ну, и к чему это здесь? Я ведь никого порабощать не собираюсь».

К концу нашего пребывания на стоянке в Лас-Вегаса усача обступают все ехавшие в автобусе – держаться отрядом куда спокойнее: и телегу не пропустишь, и отобьешься от отчаявшихся лас-вегасских лузеров. За исключением меня, все собравшиеся в кучку живо общаются на испанском. Даже бледнолицый товарищ с гитарой, оказывается, владеет этим языком. Я – нет. Я оказываюсь выпавшей из их праздника жизни. Присев на сумки, дремлю в ожидании экипажа. Под сенью сомбреро мне спокойно и хорошо. Спокойно и моим сумкам – оставленные на время посещения туалета, они, к моему счастью, так и остаются стоять у вышитого ковбойского сапога обладателя мексиканской шляпы. Спокойно всем, кто доверился Сомбреро. Красивый и мужественный, в моих глазах он как пришелец из другого мира. Из мира, где ценится смелость, отвага, великодушие и доброта – все то, что не переваривается в желудке у алчных золотых монстров.

Мы снова в автобусе. Сначала запускают «старожилов», потом «новеньких». Как старожил, усаживаюсь на свое место. Слабо надеюсь, что останусь сидеть одна. Но нет. Автобус наполняется «туристами» до отказа, и рядом со мной оказывается миловидная и общительная смуглянка. На непостижимом английском она рассказывает мне, куда и зачем держит путь. Из всего рассказанного ею я понимаю только то, что она и ее родственницы – они сидят на соседних сиденьях – из Перу, что работали они в Калифорнии в поле, что с ними не расплатились, и что теперь они едут к другим родственникам в Северную Каролину. Рассказывая свою грустную историю, Карла жестами показывает, как берут за шиворот и дают пинка, как протягивается рука, когда нечего кушать… Я качаю головой и вижу, что сочувственно кивают и другие слушатели девчушки, рассевшиеся вокруг. Ее история для них не экзотическая новелла. Это их жизнь. Привычная повседневность.

В автобусе снова гасят свет. Рассказ соседки о том, как в Калифорнии с ними не расплатились, падает зерном на удобренную переживаниями почву. Что, если с Лешкой не расплатятся тоже? Что если… Как маленькие сперматозоиды, множественные «если» сливаются в один липкий поток мерзопакостных сновидений. В дверь стучат. Заглядываю в глазок и вижу бандитов. Пытаясь сдержать натиск, упираюсь спиной в дверь и вижу, что огонь. Он наступает из комнат. Горит все: книги, иконы. Выхватываю из огня одну – монастырскую, подаренную мне Настей. Прижимаю к груди, опаливая себя огнем. Понимаю: надо взлететь, расправив, наконец, крылья. Но что делать с иконой??

Просыпаюсь от тормошения соседки. Карла будит меня, спасая от моего собственного крика. Я виновато улыбаюсь.

– Ничего, я понимаю! – говорит она на своей абракадабре, но я чувствую смысл ее слов. Мы в одной лодке и говорим на одном языке.

К утру в нашей лодке сильно холодает. Как я и предвидела, включен жестокий кондиционер. Вижу, как скукожилась от холода моя симпатичная соседка. Достаю свой спальный мешок. Разворачиваю, превращая в одеяло. Протягиваю, предлагая укрыться. Карла по-детски радуется и восторженно благодарит. Дальше едем два в одном, чуть ли не обнявшись: без пяти минут профессор-европеоид и перуанская девчушка, вряд ли осилившая алфавит.

Глава 9. Снега Колорадо

На рассвете останавливаемся в Green River. Любопытное местечко – память о том, как заселялся Запад. История расцвета и упадка. Судьба тысяч других заброшенных селений, разбросанных по горам и прериям США. Когда-то важный полустанок, где поезда, везущие переселенцев на Запад, заправлялись водой и углем, теперь это городок – типичное придорожное захолустье с двумя стратегическими заездами с магистрали на единственную городскую улицу. На одном въезде расположена заправка; на другом – несколько мотелей для любителей дальних дорог и ютовских пейзажей. Совсем недалеко от этого места находится знаменитый горный парк Моаб, и, похоже, только его близость не дает Зеленой Речке стать городом-призраком, каких немало на американских просторах.

Все население автобуса сбитой кавалькадой направляется в туалет. Туалеты на дорогах Америки редко стоят отдельно. Они либо на заправках, либо в придорожных кафе. Как правило, где есть одно, есть и другое. Рациональность прежде всего. Зайдя в магазинчик, чтобы пройти к туалету, редко кто удержится, чтобы не купить какую-нибудь муть. Никто из моих попутчиков не удерживается – все выходят кто с кофе, кто с орешками, кто с шоколадкой – и меня это искренне удивляет. Бедные заробитчане с сомнительным легальным статусом, а денег на всякую ерунду не жалеют. Я лично ничего не покупаю. Запах мутного кофейного пойла отталкивает, а съеденный ночью бутерброд еще не переварился.