Пока горит огонь - [3]

Скрипнули пружины. Затянутые в сетчатые чулки ноги девицы взлетели куда-то к потолку, на пол обрушились туфли. Макс, отдуваясь, пытался расстегнуть ремень джинсов.

– Эй, – проговорила Катя, садясь на кровати. – Я вам тут не мешаю?

– Заткнись, – бросил Макс через плечо. – Спи!

– Ну-у, я так не могу… при ней… – капризно заявила девица.

Макс обернулся к сестре:

– Слышь, пойди погуляй где-нибудь полчаса.

– Еще чего, – строптиво отозвалась Катя. – Сами проваливайте, это моя комната.

– Я чё, неясно выразился? – Он подскочил к ней, потный, растрепанный.

От него душно пахло перегаром, глаза были какими-то пустыми, стеклянными. Не желая больше препираться, Макс вытащил сестру из кровати за шкирку, как котенка, и вышвырнул за дверь комнаты. Щелкнул шпингалет.

– Эй! – Катя забарабанила в дверь кулаками, потом коленками. – А ну открой! Открой, гад!

Из запертой комнаты раздавалось лишь мерное пыхтение. В коридоре на нее налетел какой-то придурок с бешеными глазами, заверещал:

– Мусора! Мусора пришли! Палево! – и потащил Катю в ванную.

Она едва отбилась от него, сунула ноги в чужие шлепанцы, набросила на плечи куртку и выскочила из квартиры.

В подъезде было полутемно. Лампочка над головой истерически мигала белым мертвенным светом, тут же гасла и вспыхивала опять. Катя спустилась на половину лестничного пролета, присела на корточки и выглянула из низкого, забрызганного побелкой после недавнего ремонта окна.

На улице лил бешеный дождь.

Молнии так и перерезали небо огненными зигзагами, разухабисто ухал гром. Прозрачные, будто стеклянные, быстрые струи бились о жестяной подоконник, разлетаясь мелкими осколками…

Нечего было и думать о том, чтобы переждать царивший в ее квартире пьяный угар во дворе. Однако возвращаться домой, к этим мерзким рожам, тоже не хотелось.

Катя проверила, на месте ли конверт с деньгами, не выронила ли его в сутолоке. Нет, не выронила. Она вызвала лифт и поднялась на последний, двенадцатый, этаж. Дальше идти было некуда. Она села на ступеньки, натянула куртку на острые коленки – в подъезд пробралась дождевая сырость – и приткнулась головой к перилам.

Жалко себя было до слез. В горле противно щипало, и веки жгло. «Вот вернется мать, Макс, сволочь, у нее попляшет», – пыталась она успокоить себя, зная, что на самом деле мамаша никогда в жизни не поверит в то, что ее любимый сынок выставил сестру из квартиры посреди ночи.

Сзади тихо притворилась дверь, прошелестели чьи-то мягкие шаги. Кате не хотелось оборачиваться. Некто остановился за ее спиной, чиркнул спичкой. Запахло крепким табаком, дымом.

– Ты чего тут сидишь, а? Из дома выгнали? – спросил над головой глуховатый голос.

– Угу, – буркнула она, все так же не глядя на собеседника. – Брат!

– А чего мамка с папкой не заступились?

– Мама в командировке, – ответила она. – А папа… он в другом городе.

– Не живет с вами, что ли? – допытывался незнакомец.

– Почему не живет? – запальчиво отозвалась Катя. – Он приезжает… часто! Очень часто! Он нас очень любит!

– А-а, ну да, понятно. Как же иначе? – хмыкнул мужчина.

Он спустился по ступенькам и остановился напротив нее. Теперь, хочешь не хочешь, Кате пришлось взглянуть на него.

«Старый!» – сразу определила она.

Дядьке было на вид лет сорок – сорок пять, лицо усталое, вдоль щек – длинные, печальные какие-то морщины. И глаза темные и печальные – как кофейные зерна. На голове – короткий седоватый ежик. Когда он снова заговорил, она обратила внимание, что некоторые зубы у него очень красивые, серебряные.

– За что же брат тебя выставил, а?

– Телку привел, – зло сказала она. – Я им там помешала.

– Вот сучонок! – цыкнул дядька. – Разобраться бы с ним, да…

– Боитесь, что ли? – удивилась Катя. – Да вы его одной левой…

– Не, его не боюсь, – усмехнулся незнакомец. – Связываться неохота. Еще ментов вызовет, а мне с ними сейчас ссориться нет резона. У меня щас… как это?.. вроде испытательного срока.

Катя не совсем поняла, что он имел в виду, но важно кивнула. Пусть не думает, что она какая-то тупоголовая малолетка.

– А можете мне сигарету дать? – спросила она.

– Это папиросы, – он показал ей бумажную красную пачку.

Катя заметила, что кисти его рук покрыты замысловатыми татуировками: какие-то церкви, плохо угадываемые кривоватые купола – надо же…

– А ты что же, куришь уже? Такая маленькая…

– Ничего я не маленькая!

Она вытащила из пачки папиросину, неумело сжала ее губами, потянулась к протянутой дядькой спичке, тут же закашлялась. Рот наполнился горьковатой густой слюной, голова закружилась.

– Тьфу, гадость! – Она бросила окурок на пол и притоптала сверху шлепанцем.

– Точно! – подтвердил мужчина. – Ну что, глазастая, я домой пошел. А ты так и будешь всю ночь тут сидеть? Смотри, замерзнешь.

– Подожду, пока они угомонятся, и вернусь, – пожала плечами Катя.

– Это долго можно ждать, – раздумчиво протянул он. – Вот что: если хочешь, посиди у меня. Не больно уютно, но хоть тепло.

– Я вас не знаю, – опасливо поджала коленки она. – Как же я к незнакомому пойду?

– Так какой же я незнакомый, я же сосед, – просто улыбнулся он. – Ты меня не помнишь, потому что я давно тут не был. Последние несколько лет жил… ну, не тут, в общем.