Пока еще здесь - [35]

Потом Вадик открыл приложение. Там был коллаж из их лучших совместных моментов. Со вкусом подобранная трогательная коллекция фотографий с фрагментами их переписки, которые двигались в такт коэновской “Dance Me to the End of Love”, исчезали, расплывались, внезапно снова появлялись в фокусе, а в конце концов складывались в большое “Прости меня!”

Коэн! До чего милый штришок! Подумал Вадик и разнес айпад о спинку дизайнерской кровати.

Это была его седьмая квартира в Америке. Седьмая! Он знал, что среди друзей это уже стало поводом для шуток, но сам он не видел в этом ничего смешного. Вадик пробовал разные места, и у него хватало духу признавать, что он промахнулся, и искать дальше. Он всегда считал это достоинством.

Столько людей ненавидят свою жизнь, но мало кто готов это признать, и еще меньше – что-то в ней поменять. И как же тогда понять, что тебе годится, если ты не перепробовал разное и не отбросил то, что не годится? Разве тебя не определяет то, чем ты не являешься? Вроде Сартр сказал? Вадик отпил кофе и забил цитату в Гугл, проверить. Слова и вправду принадлежали Сартру, но звучали несколько иначе: “Мы есть то, чем не являемся, и не являемся тем, что есть”. Вторая половина делала всю фразу претенциозной и бессмысленной. Вадик решил твитнуть только первую часть и напечатал: “Ты тот, кем не являешься.#Познайсебя”. Получалось уж очень серьезно. Он поменял хэштег на #Прознайсебя.

Он как раз постил твит, когда зажужжал телефон. “Ты где? Я хочу есть”, – значилось в сообщении.

Вадик вздохнул, оставил щедрые чаевые и поспешил домой.

Войдя в квартиру, он обнаружил Сергея в привычной позе: развалился на диванчике у окна, уткнувшись в свой старенький ноутбук. Расслабленный, довольный. Его изящная фигура куда лучше подходила мебели Седжян. Сергею нравилось даже то, что это первый этаж. Он просил не закрывать шторы, потому что так он чувствовал тебя “в центре жизни”.

– Привет! – сказал Сергей.

– Привет, – ответил Вадик, изо всех сил стараясь держать лицо. Каждый раз, возвращаясь домой, первым делом видеть там Сергея становилось все тяжелее и тяжелее.

Когда три недели назад тот появился на пороге, у Вадика не было иного выбора, как пустить друга к себе. Он даже оживился. Вика вышвырнула Сергея на улицу! Нет-нет, он не злорадствовал по поводу их расставания, он оживился, потому что наконец произошло нечто серьезное, большое событие, которое неизбежно повлияет на их жизни – его и Регины. Ну и конечно, Вадик радовался возможности отвлечься после жгуче-унизительного разрыва с Седжян.

Так что он усадил Сергея в гостиной, налил рюмку водки, принес большую кружку зеленого чая и выслушал путаный рассказ о том, что же случилось.

Вика не была потрясена или возмущена, когда Сергей поведал ей об увольнении. На ее лице отразилось лишь глубочайшее отвращение. Она сказала, что предвидела это. Спросила, понимает ли Сергей, как эгоистично с его стороны все время терять работу? Да, она считает, это его вина. Он ведет себя как ребенок. Он смешон. Разве взрослый станет требовать молоко перед сном? Сказала, что и с приложениями он никогда ничего не добьется. Что он сильно заблуждается насчет своей гениальности. Он неслыханно, невыносимо претенциозен, и только глупцы могли принимать это за ум. Когда-то и она была в их числе. Ее просто развели на восхищение им. Но теперь она ясно видит, что он не просто не гений, он даже элементарно не умен. У него гены лузера. Он жалок. Ее от него тошнит. При мысли о том, чтобы дотронуться до него, она содрогается от омерзения.

Сергей сидел в элегантном Вадиковом кресле, раскачиваясь взад-вперед, руки на коленях, взгляд неподвижно устремлен вперед, как будто его жизнь – какой-то безрадостный непонятный фильм, который проигрывают перед ним на невидимом экране.

– Вещи с тобой? – спросил Вадик.

Сергей кивнул и принес желтый полиэтиленовый пакет с надписью My Europe. В нем лежали несколько пар мятых белых трусов, непарные дешевые носки, разваливающийся томик Федорова и двухлитровый пакет молока. “Купил по дороге, – пояснил Сергей. – Не знал, есть ли у тебя молоко”. Вадик совсем оторопел из-за этого молока.

Они были лучшими друзьями уже больше двадцати лет. Познакомились в шестнадцать. Сергей с родителями приехал на две недели на Черное море, в курортный городок, где жил Вадик. Комнату снимали у его тети. Вадика сразило в Сергее все: как он выглядел, как разбирался в американской музыке и французской философии и какие у него крутые московские замашки. Но и Вадик произвел впечатление на Сергея. Он знал много стихов наизусть и уже переспал с девушкой. Ее звали Нина. Вадик так сходил по ней с ума, что однажды даже поцеловал в попу.

– Ты правда поцеловал ее в попу? – переспросил Сергей. Вадик кивнул.

– Я бы ни за что не смог, – сказал Сергей.

– Смог бы, если бы влюбился, – ответил Вадик.

Они часами трепались о сексе, любви, смерти, поэзии и смысле жизни.

Они были забавной парочкой. Еврейского вида маленький, аккуратный Сергей и белобрысый здоровяк Вадик прогуливались вдоль моря, напевая Леонарда Коэна, читая на память Мандельштама и Сартра. Следы Вадика были сильно больше Сергеевых.