Пока дышу, я твой - [41]

— Но ведь он обожает тебя, это же ребенку ясно! — запричитала Изабелл. — Только не говори мне, что его увела другая. Все равно не поверю!

— И не надо, потому что это неправда, — отчетливо произнесла Соренза. — Просто мы оба почувствовали, что все идет не так, как надо.

— Мы? — Кузина посмотрела в заплаканные глаза Сорензы. — Выходит, он тоже оказался свиньей?

— Белл, клянусь тебе, что Ник не сделал мне ничего плохого! — горячо возразила Соренза. — Нет никакой другой женщины, поверь! — По крайней мере, сейчас, мысленно уточнила она. — Просто все зашло слишком далеко.

— Ох, Соренза… — от волнения Изабелл осеклась. — Ты ведь не… не бросила его? О Господи, только не Ника! Только не этого роскошного красавца! — снова возопила она. — Или ты сделала это?.. Как же ты, должно быть, сожалеешь о своей опрометчивости!

Впервые Соренза поняла, почему дети Изабелл так стремились стать самостоятельными и поскорее покинуть родное гнездо. Есть что-то раздражающее в людях, которые всегда говорят правду.

— Я ни о чем не сожалею, — возразила Соренза. — В конце концов так будет лучше для нас обоих. Ник хочет того, чего я не могу ему дать.

— Секса без обязательств?

— Не совсем.

— Чтобы ты переехала жить к нему? Да, это было бы непростительной ошибкой с твоей стороны. Ты теряешь независимость, а он приобретает ее. Понятно…

— Белл, он хотел… — Соренза не знала, как облечь это в слова, — он говорил… о браке, — наконец сказала она.

— И ты ответила «нет»? — Изабелл покачала головой в полной растерянности. — Дорогая моя, ты в своем уме?

Наверное, зря я пришла сюда сегодня, подумала Соренза. Но с друзьями в таком состоянии она и подавно видеться не могла, а оставаться в квартире наедине со своими мыслями было выше ее сил.

— Может быть, — ответила она совершенно серьезно. — Очень может быть. По крайней мере, Ник в этом абсолютно уверен. Наше прощание было отнюдь не… дружеским. — На последнем слове ее голос дрогнул.

— Ох, детка, — всхлипнула Изабелл и принялась за занятие, которое у нее получалось лучше всего на свете. Обняв Сорензу, она горько заплакала, поглаживая кузину по голове.

Этот внезапный поток слез, сопровождаемый громкими стенаниями, так напугал выглянувшего из окна Джорджа, что тот счел за лучшее немедленно спрятаться в глубине своего кабинета…

Чуть позже, за бокалом фруктового напитка с мятой и клубникой, Соренза передала Изабелл весь их разговор с Николасом, делясь с ней своими страхами и сомнениями уже во второй раз за последние месяцы.

День близился к концу. Гроза прошла стороной, жара спала, и тени от деревьев косыми полосами исчертили лужайку в саду. Соренза чувствовала себя лучше оттого, что излила душу кузине. Это отняло у нее много сил, но и разрушило некий барьер, который она возвела внутри себя после развода.

— Я всегда презирала Саймона, — призналась Изабелл. — Все то время, пока вы были вместе, мы почти не имели возможности видеться с тобой. Постоянно его друзья, его интересы, его дела, разве не так?

Соренза кивнула.

— Наверное.

В этом отношении Саймон очень походил на ее отца, хотя жестокость последнего была обусловлена недостатком душевного тепла в детстве и возникшим отсюда стремлением не делиться ни с кем человеком, подарившим ему свою любовь. Тогда как недостойное поведение Саймона диктовалось лишь его эгоизмом…

— Ник не такой, как твой бывший муж, Соренза. Неужели ты не видишь этого? — спросила Изабелл, когда они уже прощались. — У него доброе сердце, я чувствую это.

Соренза кивнула в знак согласия.

— Я тоже. Но дело не в этом. Просто… я слишком напугана предыдущим браком, чтобы предпринять еще одну попытку. — Она медленно покачала головой. — Однако бывают моменты, когда мне безумно хочется снять телефонную трубку, позвонить ему и сказать, что я не могу без него. Я сама себя не понимаю.

— Может, вам стоит попробовать просто пожить вместе? — неожиданно предложила Изабелл, которая была самым ярым поборником законного брака во всех Соединенных Штатах и терроризировала этим своих детей.

Соренза тепло обняла кузину.

— Меня пугает не само замужество, хотя оно и подразумевает серьезные обязательства, — объяснила она. — Это что-то другое… Может быть, боязнь открыть Нику свои чувства, понимаешь? Саймон постоянно ранил мое самолюбие, чтобы казаться лучше и достойнее меня. Я подозреваю, что Ник не будет так поступать. Но вдруг человек, который уверен в твоей любви, может измениться? — Соренза посмотрела на Изабелл. — Я не знаю, как лучше это объяснить, но я испугалась до смерти.

— А тебя не пугает, как ты будешь жить без него? — мягко спросила кузина. — Подумай об этом, хорошо?

Несколько ночей напролет Соренза размышляла над словами Изабелл, расхаживая по квартире из угла в угол и не находя себе места.

В пятницу утром, когда Николас должен был вернуться, она поднялась очень рано, несмотря на то что провела бессонную ночь. И внезапно со всей ясностью осознала, что совершила самую большую ошибку в своей жизни, даже замужество с Саймоном казалось ей теперь чем-то незначительным.

Саймона больше не существовало — ни в ее сердце, ни в этом мире, так зачем же она позволила ему еще раз сломать ей жизнь? Изабелл была права: возможность потерять Ника была в сто раз страшнее умозрительных или реальных трудностей жизни с ним.