Поиски счастья - [153]

Однако уже в первом поселении опасения его начали рассеиваться.

— Какомэй! Ван-Лукьян! — встретили там его. — Заходи кушать. Здравствуй.

Оказывается, его знали. Знали и тут, знали и в других селениях — до самого Восточного мыса. Да и как было не знать его чукчам и эскимосам: ведь сколько лет он прожил среди них…

Иван Лукьянович не торопился. Лечил, присматривался, беседовал, примечал. Лишь к весне он достиг мыса Дежнева.

Потом попал в Уэном.

В Уэном он вошел ранним утром. Люди еще спали. Его встречали лишь собаки. Здесь его внимание сразу привлек к себе домик, очень похожий на его собственное жилище. Иван Лукьянович направился к нему. «Кто бы мог тут жить?» Постучал. За окном мелькнула голова и скрылась. Вскоре на пороге показался заспанный чукча средних лет.

Его смуглое лицо выражало что-то недружелюбное и настороженное.

— Здравствуй, — первым поздоровался пришедший.

— И-и, — ответил владелец домика, не выказывая признаков гостеприимства.

Собаки целой сворой продолжали лаять на незнакомца.

Из яранг начали высовываться головы.

— Это Уэном? — спросил Кочнев, хотя в таком вопросе не было надобности.

— И-и, — также безразлично подтвердил заспанный чукча.

— А где яранга Пеляйме? — вспомнил Иван Лукьянович имя, названное ему Элетегином.

Чукча часто заморгал, оглянулся, как бы ища защиты…

— Откуда знаешь Пеляйме? — вместо ответа хрипло спросил Пеляйме, тоже не узнав таньга.

— Я лекарь из бухты Строгой. Элетегин мой тумга-тум. Он сказал мне: «Пеляйме — мой друг. Иди к нему».

— Элетегин? Какомэй! Энмина! — крикнул чукча. — Тебя Ван-Лукьян звать? — Он протянул руку. — Этти, здравствуй! Однако, Пеляйме — это я… — Он явно смутился, щеки его порозовели.

Дверь снова открылась, в нее несмело просунулась женщина.

— Энмина, это Ван-Лукьян. Он друг Элетегина!

«Так вот он какой, этот таньг?» — подумала Энмина. Она попыталась улыбнуться, гноящиеся веки тяжело приподнялись, за распухшими губами показались белые десны.

«Боже мой, она еще может смеяться!» — болью сжалось сердце медика. Голова женщины была покрыта струпьями, жесткие волосы слиплись, железы на шее распухли, за ушами бугрилась гноящаяся короста.

— Пойдем, пойдем! Вот яранга Пеляйме, — с достоинством сказал ее муж про свое жилище. — Га-гы! — пугнул он собак и пропустил гостя вперед.

На нешироких нарах спали двое нагих детей, слегка прикрытых оленьей шкурой. Оконная рама была затянута прозрачным пузырем. Здесь стояли грубый стол, печка и такие же, как дома у Ивана Лукьяновича, обрубки плавника вместо стульев. Казалось, кто-то снял план с его домика и построил здесь точно такой же.

— Ты был когда-нибудь у меня?

Пеляйме улыбнулся.

— Один раз. Ты забыл, и я забыл, однако, Я тоже не узнал тебя. Давно было.

— А кто построил этот домик?

— Василь. Вместе строили, Потом он ушел, Теперь здесь я.

— Устюгов?

Теперь стало ясно, что Устюгов построил это жилище по образцу домика Кочнева.

Руки Энмины оказались тоже в болячках. Но, чтобы не обидеть ее, гость отведал всего, что подавала хозяйка этими страшными руками, такими же обезображенными болезнью, как и лицо.

Пришел подросток, сказал, что Кочак зовет Пеляйме.

Шамана бесило, что таньг миновал его ярангу. А про пришельца уже спрашивают соседи… Какой же он шаман, если не знает всего раньше других!

— Вижу — слабым становится Кочак, если посылает, чтобы знать, — сузив глаза, проговорила Энмина.

«Какие слова говорит Энмина…» — Пеляйме покачал головой. У него с детства внедрилось в сознание, что шаманы — нужные люди. Они заставляют зверя подходить к берегам, поэтому чукчи благодарны им. К тому же они связаны с духами…

— Не нужно тебя, уйди! — бросила Энмина младшему сыну Кочака.

— А кто такой Кочак? — спросил гость.

— Лживый человек. Он такой же обманщик, как янки, — так называть американцев она научилась от Василия и Натальи.

Кочнев заинтересовался.

— Давно было. Таньг-начальник искал другого таньга. Однако его никто не видел из наших людей. Тогда стал Кочак собирать песцов. Потом Пеляйме узнал: обманул нас шаман. Себе забрал все. Деревянный вельбот достал за них. Еще прогнал Тымкара, — рассказывала Энмина.

— А где теперь Тымкар?

— С эскимосами на острове. Были мы с ним раньше приятелями. Пусть отсохнут мои ноги, если я сейчас пойду к Кочаку, — вырвалось у Пеляйме, и он обтер руками вспотевшее лицо. — Хотел шаман, чтобы я дочь его себе в жены взял. Также хотел его сын забрать Энмину. Теперь сердятся. Говорят: умрете в этом домике, Не хочет шаманить, чтобы Энмина не болела.

— Я вылечу твою жену, Пеляйме.

Женщина присела на нары, не спуская глаз с таньга. Неужели она с-нова сможет стать здоровой и сильной? Ведь шаман сказал: «Подохнешь, как собака…»

— Ван-Лукьян… — задохнувшись от волнения, только и выговорила она.

— Через три руки дней Энмина будет здоровой.

Иван Лукьянович начал распаковывать свой мешок.

Потом попросил нерпичьего жира и на нем приготовил мазь.

Энмина тихо заплакала.

Весть о том, что таньг вылечит Энмину, быстро облетела Уэном. Чукчи не верили. Как можно сделать ее здоровой, если шаман сказал, что духи скоро заберут ее!

Кочак начал шаманить. Звуки бубна глухо доносились из его яранги.