Муравьев понимал, что только патрульной службой в центре и казацкими нарядами в цехах эту задачу не решить, и на второй день после взятия города начал систематический поиск уцелевших жандармских кадров.
После неразберихи февраля и октября 1917 года, а затем короткого торжества большевизма от жандармерии практически ничего не осталось. Разгромленный особняк на Ямской… Сожженные архивы… взломанные сейфы… Хруст стекла под сапогами… Чудом удалось найти старого, давно ушедшего в отставку начальника жандармской канцелярии Семена Исаевича Раменских. Хитрый и предусмотрительный старик стал поистине неоценимой находкой, первым крупным успехом Муравьева в Энске.
В нижнем ящике комода старик сохранил секретную картотеку жандармской агентуры.
Списки срочно проверили, нашлось всего двое: агент «Сонька», который работал прежде в притонах городской окраины, и особенно важный агент «Писарь», благодаря которому еще в 1913 году местной полиции удалось разгромить подпольную типографию РСДРП и арестовать почти всех большевистских агитаторов. В последние два вихревых года Писарь, пытаясь замести следы, активно участвовал в работе энского Совета, ушел добровольцем в Красную Армию, на фронте был контужен и вернулся на завод.
Когда Писаря привезли ночью в зал-кабинет Муравьева, прямо из постели, он был бледен и не мог говорить от страха. Раменских держался с ним запросто, хохотал, хлопал по плечу, матерился, продемонстрировав тем самым армейскому вояке блеск настоящей работы с агентурой.
В эту ночь Муравьев и узнал о том, что в городе действует подпольный ревком во главе с бывшим комиссаром Петром Ивановичем Колеговым (подпольная кличка — «Учитель»).
Писарь оказался членом подпольного ревкома.
Вот это удача так удача!
Из всех раскрытых Писарем планов подпольного ревкома самым опасным было вооруженное выступление боевых рабочих дружин по сигналу наступающих частей Красной Армии в момент решающего штурма города.
Разумеется, у штабс-капитана были в эти дни и другие дела. С помощью агента Соньки Муравьев разгромил банду Ваньки Колбасьева, накануне дерзко ограбившего пульмановские вагоны союзников на станции (сам Колбасьев был убит в перестрелке). Но главней занозой был подпольный ревком, и с ним дело обстояло намного сложней — у большевиков был профессиональный опыт конспиративной работы.
С Писарем штабс-капитан встречался лично в задней грязной комнатушке-кабинете шумного трактира на Царицынском спуске. Несмотря на охрану двух филеров, Алексей Петрович Муравьев чувствовал себя не очень уверенно среди шума, ругани и объедков, в обстановке смачного хаоса, да еще и переодетым в штатское. Каждый раз ему приходилось брать себя в руки, чтобы неукоснительно выдерживать нужную линию поведения и вести дотошные разговоры с Писарем, этим хитрым трусливым лгуном.
К сожалению, Писарь знал мало. Его данных было вполне достаточно для понимания оперативной обстановки в целом, но явно недостаточно для полного искоренения большевистского подполья.
Все члены организации были разбиты на «пятерки». Количество групп Писарь не знал, но предполагал, что их больше десяти.
«50 человек… это уж слишком!» — все больше тревожился Муравьев.
Руководители «пятерок» в лицо друг друга не знали. Связь шла только через Учителя, судя по всему опытного профессионала конспиратора.
Писарь руководил «пятеркой» на заводе Леснера и был готов выдать контрразведке всех поименно (плюс Учитель). Но шесть человек абсолютно не устраивали штабс-капитана, и он прежде всего занялся карьерой Писаря, которому председатель подпольного ревкома доверял пока ни больше ни меньше, чем остальным подпольщикам. Ради повышения престижа агента пришлось пожертвовать некоторым количеством военного снаряжения с одного из складов.
Писарь сообщил Учителю день и час выхода из города небольшого обоза (две подводы) с плохой охраной, везущего оружие и медикаменты в один из фронтовых полков.
Муравьев лично отбирал «подарки большевикам».
Подпольщики решили рискнуть.
На операцию были брошены три боевых пятерки. В результате был захвачен сломанный пулемет системы «Гочкис», два ящика с револьверными патронами (они подходили только к английским браунингам системы «Лервин»), солдатское обмундирование. Медикаменты, как и предполагал осмотрительный Муравьев, большевики не тронули.
В нападении особенно отличился Писарь.
Он первым бросился из засады на верхового из малочисленного (об этом тоже позаботился Муравьев) конвоя.
«А что если он хотел погибнуть?»
В операции Писарь познакомился с руководителями двух пятерок и при случае уже мог бы опознать человек десять.
«Это уже успех!»
Операция помогла Писарю сделать резкий рывок в карьере подпольщика. Учитель подключил его к созданию подпольной типографии.
А самое главное, Муравьев узнал наконец-то тайну того самого проклятого сигнала, по которому боевые дружины должны были выступить в день Икс, в момент внезапного удара красной конницы.
И то, что узнал штабс-капитан, казалось нелепым и даже смехотворным. Просто-напросто однажды на одну из городских голубятен (как выяснилось, их ровно 132), принадлежащую родственникам неизвестного Писарю подпольщика, прилетит обыкновенный почтовый голубь, к лапке которого будет привязана медная гильза от патрона для трехлинейной винтовки, в которой и будет записка с датой удара Красной Армии в направлении на Энск.
