Похождения штандартенфюрера CC фон Штирлица - [77]

— Да, но тогда зачем нам эта… вторая, как ее там?

— Лоренте?

— Да.

— Даниэла Лоренте — наш тайный агент в Южной Америке, вступивший в контакт с Марианной, Ракель, сорок восьмой мамой и что самое важное, c этой Марфушей Сорте.

— А Борман ее знает?

— Кого?

— Ну не Марфушу же?!

— Нет, товарищ Кальтенбруннер, и даже не догадывается о ее существовании.

— Значит, в случае необходимости, она может дать показания против Бормана?

— Да, мой учитель! — Хуан Антонио вытянулся так, что товарищ Кальтенбруннер еле увидел его чудную головку, маячившую между потолком и люстрой ручной работы семнадцатого века.

— Немедленно вызовите ее в Берлин! — строго приказал Кальтенбруннер.

— Она уже здесь! — Хуан Антонио подошел к старинному комоду, в одном из ящиков которого лежала свернутая калачиком Даниэла, нажал тайную кнопку, девушка вывалилась наружу и, вытянувшись по стойке «смирно», отрапортовала:

— Товарищ генеральный советник! Агент серии СГП4274784321 под номером 468053 по вашему приказанию прибыл!

— Вольно! — приказал Кальтенбруннер.

— Итак, вы все знаете. Ваша задача — опорочить товарища Бормана в глазах товарища Хонекера, товарища Штирлица — в глазах товарища Черненко. Вы все поняли?

— Так точно!

— Вы свободны. Ханс проводит вас. Ханс! Где этот развратник?! Товарищ Хуян, немедленно найдите его. А я пока свяжусь с Борманом.

Не знал Генрих Кальтенбрунович, что мелкий пакостник был не так глуп, чтобы уйти сразу после того, как он получил мерзкий донос; товарищ Борман подло подслушивал под дверью и все записывал на диктофон, адъютант Кальтенбруннера Ханс был рядом, но в бессознательном состоянии — Мартин Рейхстагович постарался на славу.

— А не надо со мной связываться! — дверь открылась и невозмутимый Борман резким ударом в нос дал понять Кальтенбруннеру, что тот окончательно проиграл.

— Я, пожалуй, пойду, — поспешно сказал Хуан Антонио, — я вспомнил, что у меня дома утюг остался включенным в розетку.

— Я прошу вас остаться! — сказал Кальтенбруннер. Из-за окровавленного носа его голос сделался более мягким.

Но товарища Хуана уже не было.

— Значит, вот как?! Значит — так?! — мелкий пакостник всем своим телом наступал на Кальтенбруннера. — Значит, опорочить меня?! Не думал, Генрих, не предполагал даже, что вы способны на предательство!

— Я… Я…

Удар поддых, мастерски сделанный Борманом, дал понять товарищу Кальтенбруннеру, что пора сматываться. Бывший рейхсляйтер понял это и схватил свою жертву за горло:

— Против моей миленькой Джины? Вот так, да?!

— Простите, я больше так не буду!

— Я тебя прощу! Я тебя так прощу, что ты у меня десять лет проведешь в реанимации и пять лет в морге!! — Борман любил душить людей, это занятие доставляло ему истинное наслаждение и всегда приводило в экстаз. Но прикончить свою жертву он не успел, откуда-то появился архитектор Мендисабаль и на русско-испанском языке отрапортовал:

— Товарищ Борман, я за вами! Четвертая ветвь магистрали построена. Товарищ Альберто ждет ваших новых распоряжений по поводу строительства пятой ветви.

Борман отшвырнул полуживое тело и посмотрел на уже немолодого человека — главного архитектора мексиканско-бразильской стройки:

— А при чем здесь я?! Пусть этим занимается товарищ Штирлиц.

— Штирлицу сейчас не до этого: он беседует с товарищем Хонекером, точнее они разговаривают о вас, мой ляйтер.

— Как?! — вскрикнул Борман и вдруг обнаружил, что у него куда-то пропал донос и диктофон. — Свинья! Он опять провел меня!

— Простите, я не понял? — сказал Мендисабаль.

— Это я не вам! Что вы тут стоите? Не видите, я уже иду! Русская свинья!

— Что-о?!

— Я вам уже сказал, это не для вас! Скотина!

— Не понял!

— Да заткнись ты, дебил, это я уже вам! Идите, я за вами.

Там, где лежал Кальтенбруннер, послышался легкий смешок медленно переходящий в яростный смех.

ГЛАВА 6. МОЛЧАНИЕ ПОСРЕДСТВОМ ЭКЗЕКУЦИИ

Как и говорил Мендисабаль, Штирлиц был в кабинете у Хонекера. Речь шла о Бормане и Кальтенбруннере. Максим Максимович жрал тушенку, закусывал ее «Сникерсом» и доказывал товарищу Хонекеру о преимуществах лубянских казематов перед берлинскими тюрьмами. Последний доклад товарища генерального советника был как раз на эту тему, Кальтенбруннер предлагал построить новые камеры пыток и пару лагерей для алкоголиков, при этом он исходил из того, что сегодняшнее состояние тюрем социалистического Рейха было самым тяжелым. Борман был против такого подхода, как советский человек, он не мог простить Генриху Кальтенбруновичу непатриотичность по отношению к социалистическому Рейху.

— Товарищ Штирлиц, значит вы думаете, что все-таки прав Борман?

— Да, мой учитель! — ответил разведчик.

Товарищ Хонекер на минуту задумался и подошел к камину, почувствовав тепло, он неожиданно для себя предположил, что где-то там, в Антарктиде, сейчас заседает троцкистско-зиновьевский блок и людей пронзает жуткий холод. Но, вспомнив, что этот самый блок — враг мирового социализма, генсек отогнал от себя эти холодные мысли и, подойдя вплотную к Штирлицу, спросил:

— Значит, вы считаете, что Кальтенбруннер — предатель?

— Не думаю! — ответил Максим Максимович. — Хоть он и из бывших, но положиться на него все же можно…