Похождения Шипова, или Старинный водевиль - [67]

— Господин полковник, — сказала она решительно, — поверьте, что брат найдет способ наказать вас. Вы ворвались в чужой мирный дом и ведете себя здесь как завоеватель. Я напишу письмо государю.

— Ваше сиятельство, — нахмурился полковник, — прошу вас посидеть на диване, покуда мы не закончим обыск. — Он жестом пригласил к столу Кобеляцкого, Карасева и Шилова. — Я не виноват, что здесь занимались недозволенной деятельностью. Я выполняю свой долг.

Кобеляцкий. Ваше сиятельство, Мария Николаевна, да будет вам, ей-богу… Все обойдется.

Полковник. Вы, господин пристав, большой добряк. Вы не должны быть снисходительным к заговорщикам!

Мария Николаевна. Это я заговорщица?! Вы просто безумны, вот и все. Вы оскорбляете меня, весь дом и вообще все вокруг…

При этих словах графиня Мария Николаевна с гневом отворотилась. Дуняша исчезла. Михаил Иванович глядел исподтишка на Марию Николаевну с восхищением и тревогой (Куды Матрене-то!..), знакомая игла прошила сердце.

Тетушка (Марии Николаевне). Я все-таки в толк не возьму, чего им надобно, Маша. Вы узнайте, чего им надобно. Чего им надобно от Леона и ото всех нас…

Полковник (Кобеляцкому). Попросите их не переговариваться.

Кобеляцкий. Татьяна Александровна, Мария Николаевна, их высокоблагородие не считает возможным…

Мария Николаевна. О чем вы спрашиваете? Вы разве не видите, что это переодетые разбойники?

Те туш к а. Когда я услыхала, что кареты въезжают, я решила, что это Леон… А оказывается…

Мария Николаевна. Это грабеж, и они за это ответят.

Шипов (Карасеву). Когда я жил на доходы с этого имения…

Карасев. Ну, поехали… Граф что, делился с вами?

Шипов. А как же.

Карасев. Это на него не похоже…

В это время ввалились жандармы и доложили, что типографии нигде нет.

Тетушка. Господа, может, вы позволите нам с Машенькой удалиться?

«Эх Марья Николаевна, Машенька, — подумал Шипов, — казните меня, голубушка! Да кабы я знал!., весь дом переворотили, разбойники! А какой дом был…» — и он туманным взором оглядел залу, подвергшуюся нападению.

Полковник несколько поостыл или взял себя в руки.

— Ну, — сказал он Шилову тихо, — где же ваша типография?

— Лямур… — сказал Михаил Иванович.

— В каком смысле?

— Аншанте совсем… Может, в пруду утопили…

— Это может быть, ваше высокоблагородие, — сказал Карасев. — У них пруд большой-с. Вполне.

— А подвалы? — спросил полковник. — Как же с подвалами будем?

— Дозвольте, я гляну, — предложил Шипов. — Я мигом.

— Ну ладно, — согласился Дурново. — Гляньте, гляньте…

— А после можно и повистовать, — сказал Кобеляцкий.

Михаил Иванович увидел, как его в наручниках увозят из Ясной Поляны, ринулся прочь из залы, скатился с лестницы и оказался на дворе. Не теряя времени, он забежал за ближайшие кусты и упал в прохладную траву. Утро занялось вовсю. Пели птицы. Солнце готово было выкатиться из-за деревьев, чувствовалось, что оно краснеет, набухает, наливается; слышно было, как приходят в себя травинки после глухой ночи, как берутся за дело кузнечики, мухи, жуки, шурша, гудя, звеня и потрескивая в чистом воздухе, наслаждаясь своей свободой, не завидуя людям, копошащимся в чужом доме, в духоте, при свечах, с бесовскими ужимками и ухищрениями, переполненными коварными замыслами и любовью подавлять других.

Он лежал в траве. Над ним медленно проплывали розовые утренние облака. Граф Лев Николаевич Толстой в серой дорожной рубахе сидел на траве рядом. Грубая палка с загнутым концом лежала у него на коленях.

— А я, ваше сиятельство, к вам бечь собрался, — сказал Шипов. — Дай, думаю, добегу, где граф кумыс пьет, расскажу, что да как… Я все рассуждаю, в ножки бы упасть, прощения у вас просить, да ведь вы не простите…

— Отчего же нет? — засмеялся граф и погладил Михаила Ивановича по голове. — Чудно мне, ей-богу. Разве ты виноват?

— Не, не виноват, — откликнулся Михаил Иванович с благодарностью. Рази ж это вина? Вы меня, ваше сиятельство, хоть на вилы подденьте, а по-другому я не мог, пущай хоть совсем мезальянс полный, а по-другому не мог.

— Конечно, конечно, — согласился граф.

— Ежели б я господину полковнику Шеншину не докладывал, что у вас тут типография, они бы мне денег не слали. А куды ж без них? За квартиру вдове этой дай, Гиросу, прощелыге, дай, Матрене послать надо? Надо. Опять же сюртук из альпага, выпить-закусить, того-сего-десятого…

Граф тяжело вздохнул и провел по соломенному хохолку Шилова.

— А они там небось все ищут, — сказал он.

— Ищут, канальи… Все переворотили. Нынче на пруд пойдут, там искать будут.

— А чего ищут-то?

— Типографию, ваше сиятельство, чего же еще.

— А, — опять вздохнул граф, — карасей распугают.

— А ведь не я бы, ваше сиятельство, а другой кто, так еще похуже было бы, такое аншанте написал бы, не приведи господь! Как они там желают, так мы и стараимси…

— Что-нибудь нашли? — спросил граф шепотом и вдруг запел:

…Зачем тебе алмазы и клятвы все мои? В полку небесном ждут меня. Господь с тобой, не спи…

Шипов раскрыл глаза. Перед ним сидела торговка пирожками с обрюзгшим лицом и розовыми губами.

— Тсссс! — зашипела она. — Нашли чего?

— Нет, — сказал Шипов, не удивляясь. — А граф-то где?

— На кумысе… Слава богу, что не нашли… А вы-то, батюшка, чего спите? Искать надо…