Похождения нелегала - [7]

— Будет исполнено, — бледным голосом отозвалась Лизавета. — Еще какие указания?

— Больше никаких.

Я заперся в черной комнате и, снова от души матюгнувшись ("Вот с каким человеческим материалом приходится работать!"), достал из папки первую страницу.

Глава вторая. Проклятый дар

1

Начать бы следовало с раннего детства, с восьмилетнего возраста, когда я обнаружил в себе проклятый дар.

Собственно, психологическая предрасположенность к возникновению и развитию у меня именно этой способности была налицо.

После бегства отца (матушка моя так и говорила: "Отец от нас сбежал") мы с мамой остались вдвоем в маленькой однокомнатной квартире, где всё, и кухня, и холодильник, и прихожая, было крохотное, тесное. Мать любила меня без памяти, баловала меня, ласкала, называя "мой лилипутик, мой манипусенький", вообще в своей речи она злоупотребляла уменьшительно-ласкательными суффиксами ("подушечка, ручоночка", даже "блинчичек со сметаночкой"), и я рос в атмосфере тотальной дисминуизации, питая убеждение, что быть маленьким — это самое великое счастье.

Я боялся крупных игрушек и вещей, лепил из пластилина маленьких людей и зверюшек и упоенно играл в эти игры чуть ли не до восьмого класса.

Любимой моей книгой был "Мышонок Пик", сердце мое замирало от счастья, когда мама читала мне, как мышонок обустраивал свою маленькую уютную норку.

"Гулливера в стране лилипутов" я прочел уже сам — взахлеб, смеясь от радости: меня тешило сознание, что я не так уж одинок на этом свете, коль скоро был такой писатель, который что-то об этом знал.

Но когда я дошел до страны великанов, меня охватила такая тоска, что я разрыдался, и мама эту книгу запрятала.

Другие мальчишки ждут не дождутся, когда станут большими, я же мечтал стать меньше, еще меньше, совсем крошечным, как мои пластилиновые фигурки.

2

И вот тайная мечта моя осуществилась столь неожиданно и столь прихотливо.

Меня не испугало это открытие: по наивности своей я полагал, что остальные тоже умеют так делать, только предпочитают об этом не рассказывать — как и о многих других интимных вещах.

Несколько раз я заговаривал об этом с матерью.

— Ма, а ты, когда маленькая, не боишься?

Или так:

— А вчера, когда я маленький был, меня чуть паук не сцапал. Честное слово.

Но мать, как мне казалось, прикидывалась, что не понимает меня, и со странной поспешностью, делая холстинное лицо, переводила разговор на другую тему.

Наконец я решил, что говорить об этом вообще неприлично, тем более что я производил свои первые эксперименты в ванной, во время купания, где многие, если не все, оставшись наедине с собой, ведут себя не вполне нормально: поют, разговаривают, проводят загадочные опыты.

Мой одноклассник, к примеру, забирался в ванну с коробкой спичек: пускал из-под воды пузыри дурного воздуха и пытался эти пузыри поджигать.

Правда, он всем об этом рассказывал и уверял, что пузыри взрываются с оглушительным грохотом.

Что было чистой воды враньем.

Я же просто гримасничал перед зеркалом: так было в первый раз, когда я, дурачась, напрягся (теперь, после тысяч опытов, я доподлинно знаю, каким именно образом) — и вдруг почувствовал, что стремительно уменьшаюсь.

Лишь позднее, уже в студенческие годы, осмыслив физическую природу явления, я осознал, какой смертельной опасности подвергался: мне повезло, что я остановил дисминуизацию до полного коллапса — то есть, до превращения моей массы в точку, где волевой импульс уже невозможен.

3

О, это было увлекательное занятие — дисминуизация в горячей ванной: я устраивал себе океанские купания и качался на зеленых волнах над бездонными хвойными глубинами, распевая комариные песни, которых никто не слышал.

Ванная была безопасным, почти лабораторным местом для подобных экспериментов.

Правда, однажды я не проследил, задвинута ли защелка, и в ванную вошла моя матушка. Была она подслеповата, решила, что я уже кончил намываться, и, не долго думая, сунула в воду свою громадную огненно-красную руку и вытащила затычку.

Почувствовав, что вода уходит, я ополоумел от страха, мне показалось, что меня тянет на дно, в осклизлую воронку канализационной трубы… хотя всё было не так трагично: я плавал, как соринка, на поверхности и медленно опускался вместе с уровнем воды, так что у меня еще была уйма времени.

Но я не выдержал — и возвратился так поспешно, что до полусмерти напугал свою бедную матушку.

Помните фильм о десяти негритятах? Из воды вдруг выскакивает здоровенный чернокожий, и в зале кое-кого хватает кондрашка.

У мамы чуть не случился разрыв сердца, и после она долго на меня сердилась: мне ведь пришлось говорить, что я просто хотел над ней подшутить и специально спрятался за занавеской.

Тогда-то я и сделал окончательный вывод, что у нее никакого дара нет и что делиться с нею этим опытом опасно: вообразит, чего доброго, что это у меня такая болезнь.

А про паука я не выдумал. Как-то раз во время купания, качаясь с закрытыми глазами на горячих волнах, я почувствовал, что сверху на меня кто-то пристально смотрит. Я открыл глаза и увидел, что с потолка на длинной скрипучей сверкающей проволоке спускается нечто широкое, разлапистое, черное размером с боевой вертолет.