Похождения молодого графа Потовского - [28]

Дай Бог, чтобы конец нашим злосчастием не заставил себя долго ждать!

Барас, 7 июля 1770 г.

XLIX.

Годский Люциле.

В Варшаву.

Желал от себя отклонить, милостивая государыня, эту тяжелую обязанность, но надо исполнить волю умирающего друга.

Вы, без сомнения, уже знаете по слухам о полном поражении нашем при Бродах.

В этот несчастный день, когда погибло столько добрых поляков, Густав, великодушный Густав, славно закончил свою жизнь.

В то время, как он держал свою руку на голове несчастного, просившего на коленях у него пощады, два свирепых врага бросились на него и повергли его во прах. Я спешу к нему на помощь, но едва подошел, как попадаю сам в руку победителей. Молю о сострадании к моему товарищу. Они — глухи и тащат меня за собою. Один из их начальников прибежал на мои крики. Осведомленный о моей просьбе и значении Густава, он приказывает отнести его в сторону и позволяет мне ухаживать за ним.

Я возвращаюсь. Увы! Скажу ли вам? Я нашел его бледным, покрытым кровью и уже на половину раздетым этими жадными наемниками. Его поднимают, мы достигаем хижины. Там я употребляю усилие, чтобы привести его в чувство. Он открывает наконец глаза, обращает их ко мне и узнаете меня. Его силы на мгновение восстанавливаются и он мне говорить умирающим голосом:

«Вы знаете о моей нежной любви к Люциле; если я был когда-либо вам дорог, сообщите ей о моей грустной участи и скажите ей, что я уношу ее образ с собою в могилу».

Едва высказав это грустное поручение, он падает бездыханным в мои объятия.

Какую сохранял он грацию даже на лоне смерти! Смерть, потушив блеск его огней, не могла изгладить всей его красоты. В чертах его лица видна была кроткая ясность; прекрасные волосы волнами струились по его шее; в боку виднелась глубокая рана...

Ах, я не в силах окончить... Простите моей горести.

Покутьев, 6 июля 1770 г.

L.

Графиня Собеская своему супругу.

В Люснь.

Мы не имеем известий от Густава с той поры, как он дал нам совет удалиться сюда.

Немного спустя после вашего отъезда распространился слух о кровавом сражении между конфедератами и русскими. Люцила опасалась за Густава. В то время, как она ожидала в волнении подробностей о битве, ей принесли письмо; она думала, что от ее милого, и распечатала с нетерпением.

Едва она бросила туда взор, я вижу — Она бледнеет, ее руки дрожат и с трудом могут держать бумагу; ее обесцвеченные губы охвачены судорожным движением, ноги у ней подгибаются и она падает без сознания.

— Я похолодела вся.

Увы! — восклицаю я. Что случилось, Люцила?

Я подбежала к ней и громким голосом позвала на помощь.

Когда мы привели ее в чувство, я бросила взгляд на письмо. Оно было от друга Густава и возвещало нам о его смерти.

Я не берусь описать вам состояние нашей бедной дочери, его не выразишь, и слезы, которые текут из моих глаз, и орошают эту бумагу, скажут об этом вам лучше моего пера.

Она провела целых два дня в горестном отупении, не произнося ни слова, отказываясь от всякой пищи.

Напрасно я предлагала ей поесть чего-нибудь, — мои настояние были тщетны. Наконец, видя ее обессиленной от отсутствия питания, я бросилась к ее ногам. Я оросила ее руки слезами и молила не осуждать себя на смерть. Она приняла из моей руки несколько ложек бульона.

Ее горесть, казалось, получила другое направление. — Я не покидаю ее ни на минуту.

Часто она поднимает глаза и руки к небу, произнося имя Густава, потом вдруг начинает плакать, проливая слезы потоками, ее грудь порывисто подымается, ее душат рыдание.

Я заметила, что она любит уходить вздыхать в сад, и боюсь, что здесь все напоминаете ей о ее милом и поддерживает ее горесть.

Я надумала поэтому увезти ее к тетке в Ломазы, и провести там некоторое время, пока ее горе немного утихнете.

Направляйте туда ваши письма. Пишите чаще.

Аллен, 19 июля 1770 г.

LI.

Софья двоюродной сестре.

Часть моего плана удалась, и даже cверх моих ожиданий. Люцила верит, что Густав — в могиле.

В то время как она была в смертельном волнении и оплакивала заранее смерть своего милого, я дала ей письмо предполагаемого друга, возвестившее ей роковую новость.

Копию письма прилагаю.

Если ты спросишь, кто писал, я тебе отвечу, что сам Густав: именно, я приказала задерживать во время моего отсутствие его письма. В одном из них он повествует Люциле о смерти брата одной из ее подруг. Сделав надлежащая изменение, я отослала его доверенному лицу с предложением переписать, адресовать Люциле под моим конвертом и прислать тотчас же мне по почте, — под благовидным предлогом подшутить кой над кем.

Письмо было положено, и что могло бы равняться смятению Люцилы? Я трепетала за последствие, как бы они не оказались более серьезными; но к счастью я теперь вне затруднений. Сначала она хотела отказаться от жизни; в настоящее время она довольствует вздохами и охами.

Чтобы отвлечь ее от горя, графиня увезла ее к тетке в Ломазы и упросила меня их сопровождать. Мы стараемся ее развлекать, но наши усилие бесполезны; ничто не может смягчить ее горесть. Она бежит общества, запирается в своей комнате или одиноко предается своим грустным мыслям на берегу ручейка.

Ее мать употребляет все усилия в мире, чтобы отнять у ней роковое письмо; она не хочет расстаться с ним, она носит его постоянно на своей груди.