Похождения иркутского бича - [28]

Граф и Хомич, как начальники, для ночевки выбрали лучший вариант. Граф забрался с валенками в спальник, нашедшийся среди оставленного барахла, а Хомич прикрылся драным одеялом. Один Парашкин не нашел ничего лучшего, как топить всю ночь печку. Вставать и подбрасывать полешки пришлось каждый час. Во время дремы снилось давно забытое: девочка, к которой первый раз с дрожью прикоснулся, жена, пока она считала его мужчиной, пусть не лучшим, но первым среди знакомых. Потом сон переходил в кошмар. Жена на его глазах, как пишут в старинных романах, предавалась любви с его лучшим другом. Марк просыпался, вспоминал свой сон и удивлялся: сон оказывался всегда, даже самый кошмарный, лучше того, что было на самом деле. Есть много обстоятельств, по которым человек становится бичом, но преданная любовь, то есть любовь, которую предали, причина забичевать только у мужиков, у женщин такого я не видел.

Проснулся Марк от яркого света. Горело, действительно, ярко. Наверно, пожары у нас вошли в безусловный рефлекс, поэтому Марк, даже не осознав, сразу заорал:

— Горим! Пожар!

Загорелся подсохший мох на потолке. Марк так усердно топил печурку, что труба раскалилась добела, от трубы вспыхнул мох и сыпался сейчас сквозь щелястый потолок, как искры от фейерверка, на головы охотников.

Бросились выкидывать на улицу ружья и прочую рухлядь. Марк скинул телогрейку и полез наверх тушить брезентовую крышу. Из зимовья послышался треск.

— Так, — вздохнул Марк: — еще этого не хватало.

Рвались забытые на полке мелкашечные патроны.

— Пора слазить. В коробке их полста штук, как бы задницу не нашпиговало.

Спрыгнул Марк вовремя, успел потушить тлеющую телогрейку, на которую сам же сбросил кусок горящего брезента. Но рукав пришлось отрубить. Больше желающих поиграть в «настоящих пожарников» не нашлось. Постояли, спокойно дождались, когда догорит мох и брезент — на сруб огонь не перекинулся, развели на улице костер и скоротали остаток ночи у костра.

Глава 7 Совет в Филях. Таежный морж. Стройка века

Перед погорельцами встал выбор: или ремонтировать избу, или возвращаться назад. Совещались не так долго, как Кутузов в Филях, но решение приняли аналогичное:

— Оставить!

Во-первых, на ремонт уйдет времени столько же, как на строительство нового зимовья; во-вторых, протопить такую хибару, все равно не удастся, а мерзнуть ночами желающих не нашлось; в-третьих, окрестные угодья на богатую добычу не намекали. Прикинули, сколько груза нужно выносить. Получалось не меньше двух пудов на человека, и то, если оставить половину сахара. Идти сюда еще раз никто не хотел, а это означало, просто выбросить сахар. На такое расточительство Марк пойти не мог. Он и нашел выход:

— Вы набирайте рюкзаки и идите тропой, а я пойду по речке на лыжах.

Марк, когда тушил крышу, обнаружил две пары охотничьих лыж. Из одной пары он собирался сделать сани, погрузить поклажу и тащить за веревочку. Лед на речке уже окреп и человека на лыжах держал. Нагрузил свои самодельные сани Марк основательно: кроме мешка с сахаром, уложил печку и спальник. Опробовал сооружение на льду, груз почти не ощущался. Коэффициент трения по льду 0,014, при грузе 70 кг для равномерного движения достаточно приложить усилие в один килограмм. Марк привязал веревку к поясу, крикнул товарищам, что все в порядке, и весело побежал вниз по речке. Шел часов 8, пока не стемнело. По своим прикидкам километров 40–50 отмахал. По тем же прикидкам до Копыловского зимовья оставалось километров семь. По тропе, а не по речке. Сколько по речке, бог его знает, может, еще столько же, сколько прошел. Парашкин счел свою задачу выполненной. Семь километров — это не двадцать, можно перетаскать попутно.

Дальше решил идти по тропе. Фонарик у него был, и заблудиться на хорошо натоптанной тропе он не боялся.

С полкилометра шел по Чайке, потом собрался выбраться на берег и в метре от берега провалился до самых подмышек.

— Тепляк! Вот угораздило.

Дно под ногами не прощупывалось, но пугаться Марк не стал — омуток был, от силы, два метра размером. Утонуть в Чайке, как выражается Студент, было бы «западло». Марк откинулся на спину, раскинул руки и вытащил себя на лед. Морозец был небольшой, градусов 20–25, но до зимовья в промокшей насквозь одежде не дойти, обморозишься. Парашкин повернул назад к брошенным вещам.

— Сейчас, разведу костер, мокрое сниму, и залезу в спальник, — мечтал он, чувствуя, как затвердевает одежда. — Как же все-таки, тяжело приходилось рыцарям в их железных доспехах, — жалел псов-крестоносцев Марк. — Упаду сейчас, и без лошади не подымешь.

Но, то ли его ледяные доспехи оказались легче рыцарских, то ли Марк выносливее, дошел. Наломал сушняка, развел костер, развернул рядом спальник и стал раздеваться. Дольше всего снимал ичиги. Проклятые рашен мокасин смерзлись с портянками, а портянки с ногой, и никак не хотели расставаться друг с другом. Только подержав ичиги над костром, удалось их снять.

Долгая борьба с мокасинами не осталась без последствий. Большой палец на левой ноге отморозился и распух до размеров соленого огурца. Не корнишонов, а тех, что продают в трехлитровых банках.