Похождения Гекльберри Финна - [33]

— Бог с тобой, Саул, ведь бедняжка весь мокрый да и проголодался, должно быть!

— Правда, правда, Рахиль, а я и забыл.

Тут старая леди говорит:

— Бетси (Бетси — это негритянка), ступай живей и принеси ему что-нибудь поесть, бедняжке, да смотри, проворней! А вы, девочки, разбудите Бека и скажите ему… А, да вот и он сам! Бек, возьми к себе этого мальчика, сними с него мокрое платье и одень его в сухое.

Бек казался на вид одинакового со мной возраста — лет тринадцати или четырнадцати, хотя несколько повыше меня ростом. Он был в одной рубашке, курчавый такой. Он вошел, протирая кулаком заспанные глаза; в другой руке он тащил ружье.

— А где же Шефердсоны?

Ему объяснили, что это была ложная тревога.

— То-то, — сказал он, — пусть попробовали бы показаться, уж я бы не дал им спуску!

Все засмеялись, а Боб заметил:

— Ну, Бек, ты уж очень замешкался — они успели бы всех нас скальпировать!

— Отчего же никто не позвал меня? Это нехорошо! Вечно меня держат в загоне, не дают даже отличиться!

— Ничего, Бек, мой мальчик, — сказал старик, — еще успеешь отличиться в свое время, об этом не тужи. А теперь ступай и делай, что велит тебе мать.

Мальчик повел меня наверх, в свою комнату, достал рубашку из грубого холста, дал мне свою куртку и штаны. Покуда я одевался, он спросил, как меня зовут, но не успел я ответить, как он уже начал рассказывать мне про сизоворонка и про молодого кролика, которых он поймал в лесу третьего дня; потом вдруг спросил, где был Моисей, когда свеча потухла. Я, разумеется, не знал; я никогда об этом не слыхивал раньше.

— Отгадай, — приставал Бек.

— Как же я могу отгадать, коли не слыхал этого никогда?

— Попробуй отгадать — это легко.

— Какая свеча? — спросил я.

— Все равно какая, — всякая.

— Право, не знаю, где он был! Скажи сам, где?

— Разумеется, впотьмах! Вот где!

— Ладно, если ты знал, где он был, почему ж ты меня спрашивал?

— Ах какой ты глупый! Ведь это загадка, разве ты не понимаешь? А ты здесь долго пробудешь? Оставайся навсегда. Вот весело будет! Теперь нет школы. Есть у тебя собака? А у меня есть — она умеет плавать и приносить, что ей бросишь в воду. А что, ты любишь причесываться по воскресеньям и тому подобные глупости проделывать? Наверное, нет, а вот меня мама заставляет! Черт возьми эти проклятые штаны, я понимаю, что лучше было бы их надеть, да не хочется — такая жара! Ну что, готов? Ладно, пойдем, старина!

Внизу мне приготовили ужин — ржаной хлеб, холодное мясо, масло и молоко: я отроду не ел ничего вкуснее! Бек, его мама и все прочие курили глиняные трубки, кроме негритянки и молодых девушек Все курили и разговаривали, а я ел и тоже разговаривал. Молодые девушки сидели с распущенными волосами, закутавшись в одеяла. Мне задавали разные вопросы; я рассказал, как папа, мама, я и все семейство жили на маленькой ферме, в дальнем конце Арканзаса, как моя сестра Мэри-Анна убежала и вышла замуж — так мы о ней больше и не слыхали, как Билли пустился за ней вдогонку и тоже куда-то сгинул, как Том и Морт умерли; тогда никого не осталось, кроме меня одного с папой, да и тот едва был жив от горя. И вот, когда он умер, я забрал все, что осталось, потому что ферма была не наша собственная, и поехал на пароходе вверх по реке; но свалился в воду — так я и попал сюда. Старик сказал, что я могу здесь жить, как дома, сколько мне вздумается. Тем временем стало светать, и все пошли спать; я улегся с Беком, а когда проснулся поутру — совсем позабыл, как меня зовут! Целый час я пролежал, все стараясь припомнить. Бек проснулся, я его и спрашиваю:

— Умеешь ты разделять слова по слогам, Бек?

— Как же, умею!

— Бьюсь об заклад, что не разделишь моего имени…

— Бьюсь об заклад, что разделю…

— Ну, отлично, попробуй-ка!

— Джор-джи Джек-сон.

— Прекрасно, сумел-таки, а ведь я думал, что ни за что не сумеешь! Довольно мудреное имя, не всякий разделит сразу, не научившись.

Я это намотал себе на ус; еще, чего доброго, кто-нибудь опять спросит мое имя, так что необходимо было на всякий случай приготовиться, чтоб отрапортовать его без запинки, как будто я привык к нему.

Премилое это было семейство, да и дом такой славный! Никогда я еще не видывал дома такого уютного и такого приличного. У входной двери не было железной скобы или деревянной с ремнем, а красовалась изящная медная ручка, которую надо было повертывать — точь-в-точь, как в городских домах. В общей зале не было ни одной постели — ни признака постели, а ведь даже в городе попадаются сплошь и рядом гостиные, в которых стоят кровати. Там красовался большой очаг, выложенный сверху кирпичом, а кирпичи содержались в необычайной опрятности — их обливали водой и терли чисто-начисто другим кирпичом, а иной раз мазали сверху красной водяной краской, называемой киноварью, совсем как в городе. Тут же лежали большущие медные щипцы, такие, что ими можно было бы своротить целое бревно. На камине стояли чудесные часы с картинкой, изображающей какой-то город. Посередине этой картинки, вместо солнца, был вделан стеклянный кружок, и можно было видеть, как сзади качается маятник

Очень забавно было слушать, как тикают эти часы, а иной раз, когда какой-нибудь странствующий разносчик приходил в дом, чистил часы и исправлял их как следует, тогда они начинали бить раз сто двадцать подряд, не останавливаясь. Хозяева не продали бы их ни за какие деньги.