Похождения авантюриста Квачи Квачантирадзе - [12]

Тбилисский поезд ворвался на станцию под гудки, шипение и лязг. Все засуетились, подняли в вагон Квачины вещи. Обласкали его на прощание, расцеловали, всплакнули, надавали советов. Последним обнял сына Силибистро Квачантирадзе и сказал ему так:

— Что ж, сынок, расстаемся. Теперь у тебя и знаний побольше моего, и умения. Но пару слов я все-таки скажу на дорогу. Ты отправляешься в большой мир. В нем за два дня можешь достигнуть недостижимого, а можешь и сгинуть ни за грош. Потому веди себя очень острожно! В России, как и всюду, народ пестрый, но и там жуликов и пройдох больше, чем порядочных людей... Не забывай родителей и пиши обо всем в письмах...

Все еще раз прослезились и перецеловались. Поезд тронулся. Квачи закрыл глаза.

Проснулся он на подступах к Кобулети. Рассвело. Справа у рельсов раски­нулось Черное море — бескрайнее, синее, сверкающее, как зеркало. Поезд то мчался над самым морем, то слегка отклонялся влево. Море глухо рокотало, вздыхало, как сказочное чудище, шипело и хрустело галькой. То по одну, то по обе стороны от вагона тянулась зеленая аллея из высоких папоротников, проно­сились увитые повителью скалы, поросшие лесами горы, опрятные дачи, ухо­женные сады и кущи.

Немолодой студент говорил своим спутникам:

— Вот это гигантское белесое дерево — эвкалипт. Его не любят комары, поскольку не выносят своеобразного терпкого запаха... А вот эти деревья, цветущие розовым,— дэка, или по-европейски рододендрон. Вон те густые и стройные заросли — китайско-японский бамбук, очень полезное растение... Проезжаем Цихисдзири! Для овладения этой крепостью русско-грузинские вой­ска положили в 1871 году уйму народа, но турки так и не сдали ее... А вот и Чаква. Здесь знаменитый Ботанический сад, второй в мире по своему зна­чению...

Квачи с удивлением прислушивался к разъяснениям студента; оказывается, в его родной стране, кроме Самтредии и Кутаиси, было множество неведомых ему удивительных мест и достопримечательностей. Совсем рядом, под боком...

Пассажиры толпились у окон и громко восторгались.

Квачи тоже нравились пейзажи и дачи в зеленых кущах, но он не понимал чрезмерного, почти детского восторга от красот природы и в особенности моря — бескрайнего и грозного. Издали море было красивым, но Квачи сразу же раскусил его, понял, какое оно опасное и переменчивое, с первого же взгляда проникся недоверием и страхом.

Миновав Барцхана, поезд замедлил ход и неторопливо въехал на Батумский вокзал.

Едва выйдя на перрон, Квачи встретил чуть не десяток студентов из Кутаиси. Тбилисцев было еще больше. Перезнакомились, разговорились и пошли смотреть город.

Бродили по опрятным улицам Батуми, его молодому бульвару, гуляли вдоль моря, осмотрели форт Бурунтабие, Азизийский мисгит и к вечеру напра­вились в порт, кишащий лодками, фелюгами и пароходами.

Там же стоял высокий и стройный красавец "Пушкин"; многие пассажиры уже поднялись и прогуливались по палубе. Пароход заселялся, дымил и гото­вился к отплытию.

Квачи купил билет второго класса и поднялся на палубу.

Вечер был теплый. Море отражало свет электрических фонарей. В порту светились разноцветные гирлянды лампочек, и на черной, как смоль, поверхно­сти воды змеились цветные полосы. Бухту то и дело пересекали лодки, из которых доносились грузинские и русские песни, хохот и смех.

К трапу парохода подкатила коляска, полная студентов — их уместилось в ней не меньше десяти. Молодые люди с таким азартом атаковали пароход, точно брали его на абордаж.

Спустя некоторое время сошлись на корме; заиграли на свирели, захлопали в ладоши и заплясали бешеную лезгинку, возгласами взбадри­вая и поощряя друг друга.

Капитан попытался угомонить их, но ушел несолоно хлебавши, смущенно ворча под нос и жалуясь пассажирам:

— Дикари, истинные дикари! Не дадут теперь никому покоя. А если что скажешь, могут и кинжал всадить.

— Вы совершенно правы, господин капитан, с улыбкой подхватил Квачи. — Истинные дикари. Я прекрасно знаю этот народ.

Капитан и те, кто был поблизости, обернулись к Квачи.

— А вы разве не грузин?

Ответ у Квачи был готов; наигранно запнувшись, он ответил!

— Гм... да, но... По отцу я гуриец, по матери — мингрелец, а по воспитанию имеретин.

Капитан и несколько чиновников поняли слова Квачи как поощрение и целый час поливали грязью его соплеменников. Он же то и дело кивал в знак согласия.

— Истинная правда!.. Все пьяницы, воры и террористы... Я вижу, вы тоже их раскусили. Не сомневаюсь, что из всех этих студентов и половина не окон­чила толком гимназии. Еще неизвестно, сколько среди них альфонсов и похити­телей детей!.. — он рассказал к случаю несколько примеров, что-то припомнил, что-то приврал и в конце присовокупил: — Сами изволите знать, огромную роль играют семья, воспитание, традиции благочестия. А у этих, как я погляжу, ни семьи, ни традиций. Такие ни в Бога, ни в черта не верят.

Встретив человека, близкого им по взглядам, слушатели распустили языки, выкладывая все, что накипело на сердце.

— Не сочтите за навязчивость, — сказал капитан, — хотелось бы ближе познакомиться с таким просвещенным и порядочным молодым человеком. Моя фамилия Сидоров.