Похождение в Святую Землю князя Радивила Сиротки. Приключения чешского дворянина Вратислава - [99]

Есть еще в том краю другие две, такие же круглые купальни, в которых могут мыться и прохлаждаться больные, слабые и недостаточные люди. Из этих котлов, или ванн, каждую ночь вода выпускается, место вымывается дочиста и на утро напускается чистая вода, за чем смотрят начальные турки, а если проведают, что банщик в чем-нибудь не соблюл чистоты или что не спускает воду каждую ночь, то он подвергается жестокому наказанию. Это я своими очами видел в Константинополе, где один банщик, против того дома, где мы жили, в султанских банях уличен был в том, что давал людям ручники не чистые, и субпаша, верховный у них судья, приговорил его к такому наказанию: велел дать ему тысячу палочных ударов, именно: по спине двести, по пятам триста, по задней части двести и по брюху триста ударов, так что он после наказания весь вздулся и распух, и нельзя было распознать в нем человеческого вида. Иному может показаться, что это неправдоподобно и выдумано, но это точно так, и я еще в другой раз, когда был в неволе, видел, как одному немцу давали тысячу ударов, о чем буду ниже рассказывать. Об этих банях, как они прекрасно устроены и в какой чистоте содержатся, я описываю потому, что в Сербии и во Фракии, да и во всем турецком государстве, несчетное количество бань и наблюдается в них великая чистота. Турки, соблюдая закон своего Алкорана, ежедневно моются, и жены при свадьбах себе выговаривают, и при них остается полная свобода, чтобы мужья не запрещали им ходить в баню, так как и у пророка Магомета в законе сказано, что жены в особенности должны соблюдать чистоту.

14-го числа была пятница, который день турки святят, как мы у себя неделю (воскресенье), и мы видели, как паша с великой славой ехал в мечеть. Впереди ехало около 300 янычар, потом много чаусов и несколько сот спагов, то есть наездников, а за ними сам паша ехал в суконном золотом шитом наряде; часа с два оставался он в мечети и потом возвратился домой тем же порядком. После обеда ходили мы наверх в город, который вместе с замком стоит на горе, по правому берегу Дуная; в городе есть старинные венгерские здания. Долго было бы описывать тот город; я скажу только о том, что сам видел. Город Будин лежит в веселом и необыкновенно красивом месте, в богатой и плодородной стране, на верху скалы, которая с одной стороны покрыта виноградниками, а с другой спускается к Дунаю, текущему мимо города, а на противном берегу Дуная виден город Пешт. За ним и около него лежит широкая и далекая равнина, на которой бывало избрание венгерских королей. В предместье у Будина в прежнее время было много знатных домов, королевские дворцы и первых вельмож; но все они теперь в разрушении и в упадке, а кое-где еще держатся с подпорками, и там живут одни турецкие солдаты. Эти солдаты не получают жалованья на дневное себе пропитание и, не имея ничего, не имеют нужды устраивать себе домашнее жилье, а довольствуются немногим, лишь бы найти угол, где можно в сухом месте поставить коней и постлать себе ложе. И во всем турецком государстве мало найдется устроенных домов и дворцов, разве в больших городах у пашей и у главных начальников — только у них есть изрядно выстроенные и убранные дома, простой же народ живет обыкновенно в хижинах и шалашах. Большие господа и паши издерживаются на сады, на бани, на красивых коней, на жен, на платье, а прислуга их сама устраивает себе дом для помещения.

Однажды, когда мы шли в городе мимо турецкого храма, увидели десятерых турок, как они, собравшись в круг, держали друг друга за руки, а в середине круга стоял их священник. Все они, вместе обернувшись в круг, кричали одно: аллах, аллах! — точно: Боже, услыши нас, — таким громким голосом, что далеко было слышно, и так долго, что осипли все. Турки верят, что если кто в том крике уснет и что ему привидится, то будет пророчество, которое в свое время оправдается и выйдет на деле.

Тут же в городе зашли мы и в христианский костел, где проповедник кальвинский отправлял богослужение. При том костеле есть высокая башня с колоколами, куда всходят по 150 ступеням, а звонить в колокола не смеют. На той башне есть часы боевые — первые, какие мы видели в Турции и последние: у турок вообще не бывает часов (кроме малых боевых, которые посылают им купцы христиане), и обращаться с ними не умеют. Иные правят день по солнцу, а ночь по месяцу, а в городах есть у них талисманы, то есть священники, или капелланы, которые размеривают часы дневные мерками воды, и поэтому, считая время, кричат громким голосом с высоких круглых башен, стоящих при костелах, и зовут людей к службе Божией, вместо звону, в костел.

В первый раз поднимается крик с башни на рассвете; во второй раз скликают народ в середний час между восходом солнечным и полуднем; в третий раз — в полдень; в четвертый — по вечеру, и в последний раз — на закате солнечном; притом возвышают они голос изо всей мочи и, когда кричат, сами уши себе затыкают. В Константинополе, где вообще живут люди в неге и в праздности, талисманы, или священники, семь раз в день созывают народ к моленью, но к нему обязываются только дворяне, начальные люди да купцы, а не ремесленники, которые неповинны, кроме доброй воли, совершать моление чаще пяти раз в день. А не может кто в храме молиться, тот молись где хочет, в доме у себя, на работе, в поле, где его застигнет священнический крик. Крики эти похожи на то, как у нас кричат погонщики волов или как жиды у себя в школах; кто сам не испытал, тому трудно и поверить, как далеко слышен бывает этот крик. В другой раз, когда мы ходили осматривать город и потом возвращались назад к судам, видели того валашского отступника, который себя потурчил, как его провожали в город турки в великом собрании: впереди него около 300 турецких солдат с длинными ружьями — они выражали свою радость, а некоторые стреляли; за ними ехало несколько всадников, по-видимому из начальных людей; потом шло пятеро знаменщиков с красными знаменами; затем шла неблагозвучная турецкая музыка с дудками, гуслями и кобжами, и наконец сам несчастный отступник валах на красивом коне; возле него с каждой стороны по одному — начальные турки, а он в середине, и был на нем кожух, красной материей крытый, на лисьем меху, на голове турецкая шапка с перьями, в руке держал стрелу и один палец поднял высоко кверху в объявление своей турецкой веры. В заключение ехало несколько трубачей, которые без перерыву трубили, потом до трехсот турецких гусар, в полном наряде и вооружении; они то скакали, то поворачивали коней и делали разные движения в изъявление великой радости. Доехав до городских ворот, остановились в них с великим криком, а кричали три раза все вместе: аллаха, илляса, Мугамет резулах, то есть един Бог истинный, и кроме его нет Бога, и Магомет верховный пророк его, — чинили исповедание веры и по три раза выстрелили; потом опять тем же порядком проехали мимо наших судов; все это выделывали они, без сомнения, нам на зло и на досаду.